Анна стянула с головы белый вязаный
палантин, который очень любила. На улице было очень холодно, а
внутри ей стало даже жарко. Она огляделась. Впереди уютная
прихожая, обитая светлыми панелями. Растения в кадках. Слева
вешалка с кожаной банкеткой. Аня повесила белое узорчатое шерстяное
кружево на крючок и склонила голову, примериваясь. Русский головной
убор смотрелся на французской кованой мебели инородно и
неправильно, будто чужой.
Хотя ведь так оно и было. Она со
Штольманом и весь их нехитрый скарб был чужим этому дому и даже
городу. Они сами жили в круговерти. Круговерти событий, эмоций,
чувств и перемен. Когда это вертиго остановится, то, возможно, они
почувствуют себя здесь к месту. Когда закончилась безумная история
с Полиной, алтайцами и табакерками, когда выздоровела Аня и когда
они со Штольманом привели Коробейникова в чувство, они поняли, что
оставаться в Затонске они не могут ни в коем случае. Они не
собирались больше терять ни одной минуты, не желали жить порознь,
не могли больше ждать удобного времени и места, чтобы остаться
наедине.
И решение было принято в два дня.
Париж, сыскное агентство, завершение обучения, жизнь под одной
крышей, в одной постели, рука об руку всё отпущенное им время.
Уехали через неделю, не дожидаясь Рождества, не желая больше никому
и ничего объяснять, нырнув в новую жизнь, отметая прошлое и
открывая новую страницу. Сердце её пело и сжималось от страха
одновременно. Она не знала, что ждёт их впереди, но точно знала,
что хочет этого так, как не хотела ничего и никогда в своей
жизни.
Хотела Штольмана, целиком и
полностью. С сомнениями, терзаниями, нервами, благородством и
несгибаемостью, тёплой ладонью и болезненным отчаянным взглядом,
недоверием и боязнью поверить в счастье. С чувством вины, страстью,
нежностью, бессонницей и периодически мучающим его кашлем. С лёгкой
улыбкой, запахом дождя и Кёльнской воды. Аня впервые за много лет
глотками пила счастье и яркую, не замутнённую страданиями жизнь,
заменяя безумные фантазии и сны, мучившие её в отсутствие Якова.
Она не хотела останавливаться, не хотела делать паузу. Она не
видела его пять лет, она забыла, какой он, а теперь она сделает
всё, чтобы ни за что и никогда ничего не упустить.
Жизнь коротка. Миг — и ты опоздал на
вечность. Она знала, что у него кожа на указательном пальце грубее,
чем на всех остальных, от того, что он много пишет? Наверняка
знала, ведь она любила смотреть на него раньше. Знала, но забыла. А
теперь она ни за что не упустит этого из виду. Аня вообще старалась
почаще брать его за руку. Хотела убедиться, что не спит и не
бредит. Вчера, в поезде, она вообще думала, что это очередной
гипнотический транс, так нереально было видеть Штольмана без
сюртука в полумраке купе. Но нет, вот они тут, на месте, в их новом
доме.
