— Ну, Софья Яковлевна, что скажете? — слегка наклонившись к
дочери, с улыбкой спросил Штольман.
Девушка приподняла бровь и принялась наблюдать за тучным
господином в дальнем углу бальной залы. Сегодня, 14 ноября,
посольство Российской империи устраивало приём в честь дня рождения
Её Императорского Величества Вдовствующей Государыни Императрицы
Марии Фёдоровны. Штольманы всем семейством также были на него
приглашены.
Даже Лидочке было вручено отдельное приглашение на детский бал,
отчего весь предыдущий месяц разговоры велись только об этом, а
ежели всё же случалось свернуть в сторону, то так или иначе все всё
равно возвращались на эту животрепещущую тему. Теперь Яков видел её
вдалеке, в проёме следующей залы, окружённую толпой мальчишек и
что-то важно им объясняющую. Штольман покачал головой про себя. Его
младшая дочь привлекала внимание, где бы она ни оказалась.
На их улице она верховодила среди тех ребят, кто даже был старше
её. Их шалости стали притчей во языцах. Штольман зато познакомился
со всеми родителями соседних домов, а это было очень полезно. На
приёме же Лидия очаровала почти всех представителей мужского пола
от восьми до тринадцати. Она уже подбегала к отцу, чтобы, радостно
блестя глазами, сообщить ему, что прошло всего полчаса, а её
изящный carnet заполнен на все танцы. Яков был не удивлён. Лидочка,
в светлом платье с кружевами, венком в волосах и туфельками с
золотыми бантами была диво как хороша.
Впрочем, Софья тоже произвела волнение в рядах мужской части
местного сообщества. Они с Аней сегодня выбрали наряды в греческом
стиле, но его жена выбрала глубокий электрик, а дочь по традиции —
кипенно-белый. Её книжечка тоже уже была полна, а от предложений не
было отбоя, потому как особенно притягательна она была тем, что
ничьего внимания не искала, не кокетничала и была даже несколько
отстранённой. Для девицы, у которой через год должен быть дебютный
бал, это было необычно. Вот и тянуло молодых мужчин проверить, что
она за твёрдый орешек такой.
Павла Михайловича это злило неимоверно. Он видел, что Софья не
обращает внимание на кавалеров, которые старались изо всех сил
показать себя в лучшем свете, но книжицу заполняет. Он сам попросил
оказать ему честь и оставить за собой два любых танца. Он вообще
был готов танцевать только с ней — Боже мой, ну ты и болван! Что с
тобой происходит вообще? Опомнись! — но это было бы верхом
бесстыдства.
