Февраль 641 года.
Константинополь.
Благочестивая августа Мартина стояла
в императорской ложе ипподрома с каменным лицом. У нее в последнее
время не было иной маски, только эта. Она не могла позволить себе
другую. Императрица, прожив всю сознательную жизнь в окружении змей
и скорпионов, меняла свои маски с легкостью, словно актриса
несуществующего греческого театра. А вот сейчас в ее арсенале маска
осталась всего одна. Невозмутимость и величие, так ее можно было бы
назвать. И эту маску она не снимала и во сне. Даже собственные дети
и ближайшие из слуг не видели ее иной. Она не могла показать
слабость, ведь дети проболтаются по глупости, а евнухи — продадут.
Она не питала насчет них ни малейших иллюзий. Все раболепие, что
было написано на их обрюзгших одутловатых лицах, не стоило даже
медного нуммия. Они с удовольствием продадут ее, был бы только
серьезный покупатель.
Могучий дуб рухнул под гнетом лет.
Так говорил посланник князя севера, угрожая ей падением и позорной
смертью. Умер великий Ираклий, сокрушивший персов, но надорвавший в
этой борьбе силы империи. Она стала так слаба, что покорилась
дикарям из пустыни. Ее муж сделал перед смертью все, что мог. Но он
не мог главного — ей никогда не стать мужчиной. А это значит, что
высшая власть для нее недостижима, как луна на небе. Она умнее и
опытнее обоих августов во много раз, но это ничего не значит. Она
будет стоять перед теми, кого презирает от всей души, и слушать вот
это:
— Греховодница!
— Ведьма!
— Не хотим тебя!
— Убирайся!
Большой цирк стонал, визжал и
бесновался, словно полоумный. Вся чернь великого города числом
более двухсот тысяч человек набилась в его чашу, да так плотно, что
и местечка свободного не осталось. Сюда пришли все цирковые партии:
и зеленые, и синие, и красные, и белые. И если обычно они
задирались друг с другом, доходя порой до драки, то сегодня
граждане Константинополя в своем порыве оказались единодушны.
Императрицу в качестве регента обоих василевсов они принять
отказались. Мартине не помогло даже завещание покойного мужа, где
ее назвали матерью обоих императоров. Она сумела настоять на этом в
самый последний момент, когда Ираклий уже отходил. Она попыталась
взять всю власть в свои руки, и у нее ничего не вышло. Охлос
презрел последнюю волю василевса. А она, которая только что
зачитала его завещание, еще недавно не могла даже представить себе,
что такое вообще возможно.
