Инженер Петра Великого - 8

Тишину кабинета вспороли мои слова. Бокал с вином застыл в руке Якова Брюса. Светская расслабленность слетела с него, как позолота, и теперь передо мной сидел глава Тайной канцелярии — жесткий, холодный, требующий объяснений. На его лице плескалось почти враждебное недоумение.

— На чем основаны твои выводы, барон? — хмуро спросил он. — «Восстание началось». Это слишком серьезное заявление, чтобы бросаться им на основе запоздалого донесения о казачьей драке. Я должен буду доложить Государю, и мне нужны факты, а не предчувствия. Государь не терпит паникеров.

Я медленно опустил бокал. Внутри разлилась смертельная усталость: только что с одной войны — и тут же втягивают в другую. На мгновение захотелось махнуть рукой, сказать: «Разбирайтесь сами, я инженер». Но передо мной сидел единственный человек в этой Империи, способный понять и помочь. Придется работать.

— Факты появятся позже, Яков Вилимович, — ответил я, поднимаясь. — Когда гонцы принесут вести о разгроме отряда Долгорукого и падении Черкасска. Но тогда будет уже поздно. Мы говорим о расчете, а не о предчувствиях.

Подойдя к огромной карте Империи, занимавшей всю стену, я взял угольный грифель.

— Вы ведь знакомы с работой моих прокатных станов, — начал я издалека. — Знаете, как мы получаем броневой лист. Берем крицу, раскаляем, пропускаем через валки. Снова раскаляем, снова пропускаем. С каждым проходом металл становится тоньше, прочнее, но внутри него накапливается напряжение. Если переусердствовать, не дать ему «отдохнуть», не провести вовремя отжиг, он становится хрупким. И тогда достаточно одного неверного удара, чтобы весь лист пошел трещинами.

Лицо Брюса было непроницаемо, зато в глазах появился интерес. Эта аналогия была ему понятна.

— Дон, — я обвел грифелем земли Войска Донского, — это такой же лист металла, который мы десятилетиями «прокатывали» государственными реформами. С каждым указом, отменяющим их вольности, с каждым новым налогом, с каждым полком, посланным ловить беглых, напряжение внутри росло. А беглые, раскольники, весь этот горючий люд, что стекался туда, — это примеси в сплаве, создающие внутренние дефекты.

Я ткнул грифелем в точку на карте.

— Бахмутские солеварни — то самое слабое место, где напряжение достигло предела. И князь Долгорукий, с его жестокостью, — это удар закаленным бойком по перекаленному, хрупкому металлу. Результат предсказуем.