Суровый февраль 1931 года. Четыре часа утра.
Ночь еще властвовала над строительным лагерем, раскинувшимся
вдоль трассы нефтепровода, но жизнь уже пробуждалась.
В темноте возникали желтые пятна света, это охрана зажигала
керосиновые фонари, развешанные на столбах вдоль расчищенной
полосы. Постепенно лагерь наполнялся звуками: скрип снега под
тяжелыми валенками, приглушенные голоса, лязг металла, гудение
примусов в походных кухнях.
Вдоль всей линии строительства, растянувшейся на пятнадцать
километров от основного промысла, раздавались удары в подвешенные
куски рельса. Это бригадиры объявляли подъем.
В палатках и временных бараках зажигались огни. Сквозь
брезентовые стенки пробивались теплые лучи, внутри топились
небольшие железные печки, обеспечивающие минимальный комфорт в
студеную ночь.
В центральной палатке, служившей штабом строительства, Рихтер
склонился над чертежами, разложенными на складном столе.
Керосиновая лампа отбрасывала резкие тени на его лицо с аккуратно
подстриженной бородкой. Главный инженер не спал всю ночь,
пересматривая расчеты прочности для проблемного участка на
четырнадцатом километре.
— Если усилить каждую вторую опору дополнительными распорками,
выдержит, — пробормотал он, делая пометки карандашом. — Но придется
менять схему прокладки...
В палатку, впустив облако морозного воздуха, вошел Тимофеев,
бригадир основного монтажного отряда. Его рыжая борода заиндевела,
а на плечах толстого тулупа лежал тонкий слой снега.
— Александр Карлович, бригады готовы, — отрапортовал он, потирая
покрасневшие от мороза руки. — Люди завтракают, через полчаса можно
выдвигаться на позиции.
Рихтер поднял голову от чертежей:
— Хорошо. Сегодня особое внимание четырнадцатому километру. Там
сложный грунт, возможны просадки. Направьте туда бригаду Шмакова,
они лучше других справляются с опорами.
— Уже распорядился, — кивнул Тимофеев. — Для них подготовили
особый инструмент и добавили людей. А что с этим... проверяющим из
Москвы? Говорят, опять сегодня приедет на трассу?
Рихтер нахмурился. Инспектор Сергеев уже три дня изводил всех
своими придирками, вынюхивая малейшие нарушения. Особенно
интересовался финансовой стороной строительства.
— Пусть приезжает. Наше дело — стройка, а не политика. — Он
собрал чертежи. — Идемте, Прокофий Никанорович, проверим готовность
сварочных постов.
