Каждое чудо
должно найти свое объяснение,
иначе оно
просто невыносимо.
Святой Карл
Пражский
ЧАСТЬ
1
- Любезный! Вы
паромщик?
Человек в
широкополой соломенной шляпе и с трубкой в зубах приоткрыл глаза,
серые и невыразительные, как заполненные дождевой водой отпечатки
копыт в земле.
- Чего
желаете?
- Желаю
переправиться на остров и поскорее. Во сколько это
обойдется?
Паромщик не
удостоил его вторым взглядом. Вместо этого он коротко затянулся из
пеньковой трубки, исторгнув в воздух клуб желтоватого дыма. Судя по
запавшим глазам и мелким кровоточащим язвам на губах, курил он
какой-то тонизирующий алколоид, но Гримберт сомневался, что это был
благородный экгонилбензоат. Скорее, какая-то дьявольская смесь из
львиного хвоста, голубого лотоса и шалфея, популярная в здешних
краях. Мертвый немигающий взгляд паромщика, устремленный к стылым
океанским водам, говорил о том, что он курил ее достаточно долго,
чтобы его нервная система давно превратилась в подобие выжженной
чрезмерным напряжением электрической сети.
- Переправиться?
Да пожалуйста, - ответил он равнодушно, - Два денье за двоих, еще
три – за доспех. Стало быть, всего пять. Паром отчаливает через два
часа.
- А далеко ли
Грауштейн?
- Пять сотен
рут. Только не обычных, а брауншвейгских.
Гримберт
мысленно выругался. Воспитанный Магнебодом в почтении к имперской
системе мер, он в равной степени хорошо мог считать как в
километрах, так и в туазах и лигах, принятых на восточных рубежах,
но здешние мерки не раз ставили его в тупик. Не так-то просто
навскидку вспомнить, сколько метров будет в брауншвейгской руте и
чем она отличается от ганноверской или баденской.
«Серый Судья»
охотно пришел на помощь, хоть и не отличался великим умом. Вышло
два километра с лишком. Совсем не впечатляющее расстояние, если
мерить по суше, но весьма солидное, если речь идет о водах
Сарматского океана.
- Отлично. Мой
оруженосец заплатит. Но я хотел бы отправиться прямо
сейчас.
Это не произвело
на паромщика никакого впечатления.
- Паром к
Грауштейну отправляется через два часа.
- Ну ты,
бездельник! – рыкнул Берхард, теряя терпение, - Разуй свои овечьи
бельма! Не видишь что ли, что перед тобой рыцарь?
Паромщик
равнодушно скользнул взглядом по броне «Серого Судьи». Судя по
всему, доспех не внушил ему надлежащего благоговения, и Гримберт
понимал, отчего. Его доспех настолько же походил на тех рыцарей,
что рисуют обычно на афишах, возвещая начало какого-нибудь турнира,
насколько сам паромщик – на Святого Петра. Ни пышного плюмажа, ни
выписанного хорошей краской герба на груди, ни свиты – одна лишь
невыразительная серая сталь, и та не полированная, а потертая,
обожженная, покрытая оспинами старых попаданий и латками наспех
заделанных пробоин. Даже расчехли он оба своих трехдюймовых орудия,
едва ли это заставило «Серого Судью» выглядеть хоть сколько-нибудь
представительнее.
