Леха Петров стоял на крыше монолитной
высотки и смотрел на вечернюю Москву. Ну как на Москву, он смотрел
на Коммунарку, застроенную такими же чудовищными человейниками, в
котором он и сам имел несчастье проживать. Пятачок двора,
заставленный машинами, казался с такой высоты скопищем разноцветных
насекомых, которые выползли погреться на робком сентябрьском
солнце. Мамашки с детьми, что счастливо визжали на детской
площадке, казались отсюда крошечными муравьями, а сама детская
площадка по размеру напоминала носовой платок, теряясь в море
припаркованных машин. В руке Лехи была бутылка водки объемом ноль
семь, наполовину пустая, а рядом стояла баклажка лимонада, которым
он эту самую водку в себя проталкивал. Получалось так себе, и
периодически водка просилась обратно, но Леха героически держался.
Ел он часов десять назад, а потому его уже порядочно развезло. На
крыше он стоял не просто так, у Лехи была для этого очень веская
причина, а точнее, у него таких причин было несколько. Ведь если бы
кто-то додумался провести конкурс на самый дерьмовый день в
истории, то, несомненно, этот день был бы именно сегодня, и именно
у него, Лехи Петрова. Но, обо всем по порядку…
***
Привычные любому москвичу пробки
радовали сегодня даже больше, чем обычно. Первое сентября, тоскливо
подумал Леха. Ну, как я мог забыть? Вот ведь дурак! В городе же
столпотворение сегодня, не опоздать бы на службу. Он пытался
проехать мимо новой школы, которая выглядела, как набор стеклянных
кубиков и была окружена немыслимым по длине забором. Любой клочок
асфальта, на котором могла стоять какая-нибудь машина, непременно
был занят какой-нибудь машиной, из которой вылезал счастливый шкет
с букетом цветов и не менее счастливыми родителями. Чему они
радовались, Леха никогда не мог понять, он терпеть не мог школу. К
величайшему его горю, огромное количество припаркованных машин
сужали и без того неширокую проезжую часть, а это снижало шансы
попасть на работу вовремя практически до нуля. А сегодня планерка,
ну что за невезение! Полковник Козопупенко, назначенный к ним в
райотдел всего неделю назад, пылал административным рвением не на
шутку. А то в его отделе все расслабились, понимаешь!
Беспредельно тупой мудак, который
ловил звезды на погоны одну за другой, был генеральским зятем. Это
и объясняло, как сорокалетний мужик, сидевший до этого на непыльной
должности в главке, перевелся в районный отдел сразу на должность
и.о. начальника. Нужен был трамплин для следующей высоты. На земле
новый руководитель не работал ни дня, а потому розыск, в котором
Леха трудился последние годы, лихорадило не на шутку. Были подняты
все висяки, взяты на контроль сроки, а вместо продления был показан
могучий шиш. Потому как работать надо, а не дурака валять,
понимаешь! Дела, что они не успели списать в архив при старом
начальнике, новое руководство высочайше повелело раскрыть
немедленно. Оно, новое руководство, было совершенно невменяемым.
Леха, будучи начальником розыска в звании майора, получил неполное
служебное ровно на четвертый день пребывания этого чучела на новом
посту. А ведь на носу было получение звания подпола и выслуга, до
которой осталось всего ничего, пара недель. А там уже и подумать
можно, остаться служить дальше или уйти в какую-нибудь безопасность
какого-нибудь банка средней руки. Тем более, что звали уже не раз.
Он много думал об этом на досуге. Но с пенсией-то куда лучше
думается, чем без пенсии. А до выслуги всего четырнадцать дней.
