Осень на кладбище была неестественно яркой. Солнце, низкое и холодное, резало глаза. Оно не грело, а лишь подсвечивало увядание, делая его пронзительно красивым и оттого еще более горьким. Желтые листья с кленов сыпались медленно, по одному, словно отсчитывая последние секунды тишины.
Толпа в черном уже редела. Смолк приглушенный ропот соболезнований, затихли сдавленные рыдания. Люди, тяжелые и неловкие в своих траурных одеждах, по одному, по двое начинали ковылять по щербатым дорожкам к выходу, к автобусу, к машинам, к миру, где еще можно дышать полной грудью. Они отправятся на поминки – на последний акт этой трагедии. Чтобы за поминальным столом, в тишине, прерываемой лишь звоном ложек, окончательно увериться: да, это реальность. А не чей-то тяжкий сон, от которого можно проснуться с облегчённым вздохом.
Когда они расступились, открылось то, ради чего все здесь собрались.
Свежий холм. Земля, черная, почти синяя, вперемешку с желтым песком. Земляная рана, еще пахнущая сыростью и глубиной. Она резко, до циничности, контрастировала с заросшей зеленью соседних могил, крича о своей новизне, о своей боли.
На вершине воткнули простой деревянный крест, еще пахнущий свежей стружкой и сосновой смолой. Он был слишком новым, слишком ярким для этого места, словно его принесли из другой, живой жизни по ошибке.
На свежем черноземе, прислоненная к кресту, стояла фотография. Она была вставлена в простую пластиковую рамку, защищающую от дождя и ветра, но эта утилитарность лишь подчеркивала ее чудовищную несовместимость с местом, где она теперь оказалась.
Это было стандартное фото для выпускного альбома. Девичий портрет на нейтрально синем фоне.
Девушка. Светловолосая, с волосами, уложенными в мягкие локоны. Легкий, почти профессиональный макияж, подчеркивающий огромные, смеющиеся глаза.
Глаза – они были самыми главными. Они смотрели прямо в объектив, полные безудержной, искренней радости и такого оглушительного, наивного ожидания счастья. В них читался весь восторг от момента: школа позади, впереди – целая жизнь. Вся она была устремлена в это «впереди». Улыбка была не просто вежливой – она была сияющей, широкой. Она ловила момент своего триумфа, своей красивой, только начинающейся жизни.
На ней было то самое платье, которое она выбирала со своими подругами, споря о фасоне и цвете.
