В пещере по-прежнему висел полумрак.
Как бы ни плясали в коптилках огоньки, как бы ни силились они
разогнать его, у них просто не хватало на это сил.
В повисшей тишине я слышал, как где-то с потолка гулко капает
вода.
Все молчали. Я чувствовал, как взгляды советских бойцов приковали
ко мне все свое внимание.
Даже душманы, не понимая слов проповедника, но улавливая их суть,
заинтересовались нашим с ним противостоянием. Они ждали, словно
молчаливые тени, каков будет мой следующий ход.
— Свободу, значит? — хрипловато протянул я. — Ты говоришь о
свободе, держа меня связанным в темной пещере.
Я ухмыльнулся.
— Твоя свобода воняет страхом, грязью и чужим потом. Разве
свободный человек нуждается в вере, навязанной под угрозой
ножа?
Муаллим-и-Дин хмыкнул. Звук этот показался мне надменным и
снисходительным. Проповедник сложил руки на груди.
—Ты видишь веревки на своих руках, шурави, но не видишь тех, что
опутали твое сознание, — заговорил он несколько насмешливо. — Ты —
раб. Раб своих бумажек с орденами, раб своего «долга» перед
далекими генералами, которые согревают руки у каминов, пока ты
замерзаешь в горах. Раб призрачных идеалов, которые тебе с детства
вбивали в голову.
Проповедник немного склонил голову набок, глядя на меня, как на
какого-то диковинного зверя в клетке. И все же в глазах
Муаллим-и-Дина заблестел робкий интерес.
И именно на это я и надеялся. Если сделаю все правильно — получится
потянуть время. И что-нибудь придумать.
— Я предлагаю тебе разорвать эти цепи, — продолжил вдруг
проповедник. — Истинно свободен лишь тот, кто познал волю Аллаха и
добровольно подчинился ей. Это и есть высшая свобода — от своих
страстей, своих сомнений, своей ничтожной, эгоистичной воли.
Я вздохнул так, словно бы говорил не с мудрым проповедником, а с
ребенком, который искренне заблуждается в своих представлениях о
мире. Даже больше — совсем не задумывается о них, заигравшись в
песочнице.
Потом с деланным сожалением и даже со снисхождением покачал
головой.
— Ты описал не свободу, старый проповедник, — сказал я, — а самый
изощренный вид рабства. Заменил одни цепи на другие, просто назвав
их «волей Аллаха».
Мне показалось, что проповедник приподнял одну бровь. Но точно
сказать я не мог, ведь не видел его лица, скрытого в тенях
пещеры.
