Белые снежинки падали сверху и мягко ложились на ворс полушубка.
Редкие прохожие были похожи на сугробы, торопливо перебегающие с
места на место в свете фонаря. Девушка в тёмном полушубке и
шапке-наушниках шла к переходу и торопливо говорила в свою
блютус-гарнитуру:
- Конечно, я приду! Да, я уже вышла! Минут через двадцать буду у
тебя. Нет-нет, Новый год можно встречать где угодно и с кем угодно.
А день моего семнадцатилетия мы будем встречать вместе.
Она улыбалась. Было видно, что собеседник ей очень приятен. А
разрумянившиеся щеки показывали, что даже более чем просто
приятен.
- Каждый, кто родился в десять минут первого, имеет право именно
«встречать» день рождения, - она звонко засмеялась.
И поскользнулась на присыпанной снегом ледянке, да так, что едва
удержалась на ногах, замахав руками. Но даже сейчас не прервала
разговор.
– У меня есть кусочек торта, - улыбнулась она и хотя тот, с кем
она говорила, никак не мог её видеть, потрясла сумкой в
доказательство. Затем замолчала, выслушивая собеседника. И,
зардевшись, ответила тихо: – И я тебя! Очень! Скоро буду, жди. Ты
ведь уже поставил чайник?...
Продолжая болтать, она шагнула на присыпанную снегом «зебру»
пешеходного перехода…
Огромная фура с грохотом летела по скользкой дороге и отчаянно
сигналила. Но девушка в шапке-наушниках теперь радостно смеялась
чему-то, что говорил ее собеседник. И ничего не услышала.
***
- Что вы наделали?
Несмотря на крики, вой сирен, шум, молодой голос был так хорошо
слышен, словно звучал в полной тишине. И звучал испуганно:
– Ей не время было! Сегодня – точно нет.
Тот, к тому он обращался ответил не сразу. Этот голос был
хриплый и уверенный.
- А через два часа ей бы исполнилось семнадцать, и тогда бы она
не смогла…
Что именно она не смогла бы, он не сказал. Видно, обоим это было
хорошо известно.
- А кто сказал, что теперь сможет? И вообще, ей было не время –
не сегодня! Это нарушение. Это… да вы представляете, что с
нами сделают?
- Только если узнают. А откуда они узнают, если мы никому не
скажем?
Повисла долгая пауза, словно бы один из говоривших обдумывал
сказанное.
- Она должна была жить! – упрямо произнес первый голос –
звонкий, почти мальчишеский.
- Ещё целую неделю? – с усмешкой произнёс второй. – Вот
радость-то! Через неделю вероятность гибели – восемьдесят пять
процентов.
