Батя-Афган

И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нём всадник, которому имя «Смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвёртою частью земли — умерщвлять мечом, и голодом, и мором, и зверями земными.

Откровение Иоанна 6:8

Тьма. Густая, вязкая, словно смола, она обволакивает сознание. Где я? Что происходит? Тело сотрясает дрожь, а в ушах стоит оглушительный гул — ритмичный, механический. Постепенно я понимаю: это звук лопастей вертолёта. Пытаюсь открыть глаза, но веки тяжёлые, будто налиты свинцом. Наконец, разлепляю их, и передо мной — размытые тени. Слева — парень. Молодой, взъерошенный, с тревожным взглядом. Он кричит, перебивая шум винтов:

— Батя! Батя! Очнись, ну же!

Батя? Я? Мысли путаются, словно клубок ниток, который не распутать. Этот парень называет себя моим сыном. В голове всплывают обрывочные воспоминания: мы из будущего, но из разных его версий. Или реальностей? Чёрт, я в этом не разбираюсь. Наука, временные петли, параллельные миры — не моё. Я солдат, а не учёный. Для меня всё просто: есть свой, есть чужой. А этот парень… он свой. Форма на нём наша, советская.

Перед нами сидит мужик в военной форме. Не нашей. Значит, враг. Худощавый, скулы острые, как у скелета, стрижка короткая, взгляд мёртвенно-холодный, будто он не из этого мира. Глаза прищурены, словно он знает нечто, мне недоступное. Его улыбка мне не нравится. Не добрая, даже не насмешливая — холодная, как у неудачной картины, которую дорисовали наспех.

— «Ад — пустота, унылая могила. Должны живые мёртвым помогать», — его голос хриплый, лишённый эмоций. Он явно хозяин положения. — Ну что, Антоша, допрыгался?

Я пытаюсь собраться с мыслями, но в голове туман. Всё плывёт, как после крепкой пьянки. Отвечаю на автомате, не вникая в смысл:

— Я тебе не горный козёл, чтобы допрыгаться.

Он медленно приближается, приседает на корточки, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Смотрит прямо в душу, даже не моргая.

— А мы это сейчас проверим, горный ты или нет. Мы над пиком Кох-е-Баба, в Афганистане. И это, Антоша, твоя конечная остановка. Дальше только река Стикс.

Кох-е-Баба. Снежные горы. Высота. Холод. Смерть. Пытаюсь осознать его слова. Мы над горами, и, судя по тону, нас сюда привезли не на экскурсию. Моргаю, чтобы прогнать муть из глаз, и смотрю на парня рядом. Даня. Он напряжён, кулаки сжаты, но молчит. Только смотрит на меня, будто ждёт, что я сейчас придумаю план. А что я могу придумать? Я даже толком не понимаю, кто я и почему здесь.