Окончательно проснулся тогда, когда уже был полностью
одет и вооружен главным оружием следователя — кожаной папкой с
бумагами и канцелярскими принадлежностями.
— Иди
досыпать, чудо-юдо, — велел я Аньке.
— Так уж
какой теперь сон? — хмуро отозвалась девчонка. — Рассвет, все равно
вставать скоро. А мне еще завтрак готовить, Маньку кормить, потом
собираться.
— Ань,
если успею, то прибегу на тебя посмотреть, — пообещал я.
—
Насмотришься на меня еще, — зевнула гимназисточка, запирая за мной
дверь.
Насмотрюсь, разумеется. Но мне-то хотелось именно
сегодня прийти к Мариинской гимназии, посмотреть, как там мои
девчонки? И на Аньку полюбоваться — как она в роли гимназистки, как
смотрится среди одноклассниц? Еще (только уж, никому не говорите!)
хотелось взять Аню за ручку и самому отвести ее в школу, то есть, в
гимназию и передать с рук на руки учительнице. Знаю, что и сама
дойдет, а все равно, волнуюсь. Ребенок в школу пошел!
Да и на
Леночку интересно глянуть. Еще бы хорошо цветы подарить обеим, но
не припас.
Ладно, уж
как пойдет. Успею к восьми тридцати все сделать — прекрасно, а нет
— не судьба. Пытаясь сдержать зевоту — Анька заразила, вышел во
двор, где стоял хмурый пристав.
Удивительное дело — Манька молчала. Наверное
понимает, что в присутствие серьезного человека, вроде старшего
полицейского чина, мелким и рогатым скотинкам лучше помалкивать.
Антон Евлампиевич — это не я, бесхребетный подкаблучник. У него не
забалуешь! Начнет Манька выражаться, вмиг окажется в камере на воде
и сене, и без изысков, вроде капусты.
— Что там
за покойница-то? — поинтересовался я, представляя полутемную
комнату, труп женщины и лужу крови.
—
Утопленницу нашли, — доложил Ухтомский. — Подробностей не знаю —
как только сообщили, Савушкина за доктором послал, а сам к вам.
Знаю только, что на Старой пристани, в затоне.
Может,
самоубийца? Сейчас доедем, глянем, определим, а потом обратно. У
меня еще пара часов есть, чтобы доспать.
Доедем?
— Пешком?
— уныло поинтересовался я, открывая ворота на улицу — коляски не
узрел.
— Так уж
простите, ваше высокоблагородие, так получилось, — слегка виновато
отозвался Ухтомский. — Одну кобылку господин надворный советник
взял — в уезд вчера умчался, а мерина я за доктором послал. Решил,
что с вами-то как-нибудь и договорюсь, а господин Федышинский на
кхе-кхе… изойдет.
