— Задавай, — с каким-то будто бы нервным выдохом сказал
Давыдов.
— Правильно ли я понимаю, что если Шарипов попросит меня помочь
ему вытащить отца Амины, Рустама Искандарова из лап душманья, я
должен ему отказать?
— Верно, — кивнул Давыдов, — мы попытаемся вызволить его иначе.
Но, видимо, Шарипов считает, что справится гораздо лучше нас.
Ну что ж, как командир, Давыдов имел право отдавать такие
приказы. Тем не менее как человек, привыкший держать свое слово, я
понимал, что его требование противоречит моим собственным
принципам.
— Вопросов больше не имею, — холодно проговорил я.
— Очень хорошо, — кивнул Давыдов. — Надеюсь, Саша, мой приказ
тебе ясен.
— Разрешите идти?
Начальник отряда поджал губы. Пристально уставился на меня. А
потом сказал:
— Разрешаю, Саша. Иди.
***
Несколько дней спустя. Советско-Афганская граница.
Где-то на участке заставы «Шамабад»
Когда Махмуд и Сардар вернулись из кишлака Комар, Нафтали
наблюдал за советской стороной границы.
Командир боевиков внимательно всматривался в тот берег.
Казалось, он был просто заворожен чем-то, что там происходило.
Их небольшая группа скрытно, но прямо при свете дня, подобралась
к кишлаку и там разделилась. Двое отправились в Комар. Нафтали со
своим заместителем по имени Махбуб пошли к Белой скале, но засели
они отнюдь не на ее верхушке.
Командир «Чохатлора» справедливо рассудил, что за Белой скалой
точно наблюдают пограничники. Потому располагаться прямо на ее
вершине было бы глупо. Тогда они с Махбубом направились к левому
склону холма. Засели там в прибрежной колючке и кустах
можжевельника.
Боевики стали внимательно следить за советскими пограничниками.
Если шурави вдруг заподозрят, что в кишлаке Комар появились чужие,
Нафтали тут же отдаст приказ на отход. Никто не должен был знать,
чем именно они занимаются.
— Командир, — отозвался Махмуд, когда они с Сардаром вернулись и
заняли позицию в кустах, рядом с Нафтали и Махбубом.
— Докладывай, — сурово сказал Нафтали, не отрывая взгляда своих
почти звериных глаз от советской стороны.
— Старик ничего не знает, — покачал головой Махмуд, — а девчонку
он в последний раз видел только в день, когда ее забрали люди
Юсуфзы.
Нафтали, наконец, оторвался от наблюдения и обернулся.
Внимательно всмотрелся в обветренное, бугристое от застарелых оспин
лицо Махмуда.
