Тяжелое свинцовое небо висело прямо
над длинными бараками, выкрашенными в желтый цвет. Я видел его
сквозь крохотный кусочек окна со своего места на втором ярусе нар.
Казалось, сейчас небо рухнет всей своей непреодолимой массой прямо
на лагерь, и раздавит в лепешку всех: заключенных, охранников,
собак, исходящих яростным лаем и рвущихся с поводков. И это будет
правильно. Потому что такое место не должно существовать даже в
аду, а уж тем более на земле.
— Штей ауф! — заорал капо Осипов,
бывший советский уголовник, ныне — старший по бараку. — Шнеллер,
сволочи! Аппель* через полчаса!
(нем.) Встать! Быстрее!
Перекличка.
Откуда-то он неплохо знал немецкий,
но с нами говорил на русском, лишь используя для связки некоторые
немецкие слова. Наш барак — для советских военнопленных, поэтому
герра Осипова понимали хорошо, но вот в других бараках кого только
не было: и англичане, и голландцы, и датчане, и итальянцы, и
прочие, попавшие сюда в разное время и по разным причинам — больше
шестнадцати национальностей. Впрочем, туда он и не совался. Ему
хватало нас.
Осипов, сука, хорошо устроился. Жил
отдельно, за территорией основного лагеря, с другими такими же
предателями, согласившимися работать на врага. Следил за тем, чтобы
в бараке все шло по распорядку. Переводил, если господам немцам
непонятно было, или если господа желали сами сказать что-то. Морда
сытая, нажратая. Одет тепло, не мерзнет. Даже варежки себе
сообразил, напялил их и доволен, мразь. Впрочем, когда нужно будет
избить до смерти очередного бедолагу, варежки он снимет, в них удар
не тот, слишком мягкий, щадящий. А Осипов щадить никого не
собирался. Наоборот, мечтал уничтожить тут каждого, желательно
собственными руками. Душить, забивать ногами, и снова душить —
оружия немцы ему не давали, даже нож. Гнида. Каждое утро он
приходил в лагерь и устраивал очередную проверку в нашем бараке,
гонял всех нещадно. Немцам это нравилось, они смеялись.
Барак зашевелился, стал просыпаться.
Те, кто спали высоко, первыми начали заправлять свои кровати. Все
нужно было сделать с геометрической точностью. Заправишь не так —
наказание. Удобнее всего было первому ярусу, там хоть на скрипучие
доски пола можно было встать. Верхним же приходилось непросто, но
привыкли уже, как-то справлялись. Впрочем, всегда можно было найти
к чему придраться — было бы желание, а оно у Осипова имелось в
избытке.
