Пролог
Лиса скулила, притаившись под
вылезшими из земли корнями нелиды. Ей было холодно, мокро и страшно
как никогда в этой жизни. Темные небеса разверзлись дикой грозой,
насылая на землю своих огненных посланников. Те грохотали, настигая
случайных путников в ночи, и карали их алыми стрелами. Было светло,
как днем – молнии не утихали ни на минуту. Трещали сгибаемые
бешеным ветром деревья. Их больные, скрученные проклятьями ветви
отрывались и летели прочь. Тугие струи воды пришпилили к земле
огромные тучи, своим черным влажным брюхом почти царапающим
горы.
Ручьи неслись с гор в долину,
устраивая водовороты на месте бывших окопов и тормозили перед еле
выступающими над землей остатками брустверов. И четверти века не
прошло, как тут были ожесточенные бои, когда Ондур рвался к
океану.
Тихая обычно Каменка вздулась грязной
водой, сметая все на своем пути. Лиса, поджав хвост, сильнее
вжималась в корни дерева, боясь, что не встретит свою новую луну,
до которой всего-то седьмица осталась, и не станет человеком.
Очередная ветвистая, непереносимо
громкая, до нутра пробирающая молния прошила росшую рядом сосну,
разламывая её от макушки до корней и заставляя алым светиться
влажную сердцевину дерева. Лиса вздрогнула – земля вокруг, в том
числе и под ней самой, зашевелилась, комья грязи полетели во все
стороны, а потом чья-то костлявая рука бесцеремонно дернула за
хвост. Этого лиса не вынесла – тявкнула и вылетела из своего
укрытия, преследуемая молниями. Клок оранжевой шерсти так и остался
на когтистых, скелетированных пальцах немертвого, прилипнув к
остаткам гниющей человеческой плоти. Лиса, скользя в липкой грязи,
захлебываясь несущейся по склонам водой, уворачиваясь от
загребущих, прорезывающихся из земли как ростки первоцветов рук,
пронеслась до сгоревшей несколько дней назад расщепленной нелиды и
коротко, зло затявкала в небеса, почти переходя в вой. Она рычала,
она умоляла, она проклинала и звала духа хранителя, надеясь, что он
не сгорел в негасимом пламени, зажженном противным блондином в
синем мундире, вонявшем шерстью и потом. Этот запах она запомнила
навсегда. Так бы и укусила до крови, вырывая из блондина плоть,
чтоб не повадно было уничтожать хранителей! Так бы и сожрала его
печень, да пока никак не дорваться. Ничего, она еще доберется, тот
противный мужлан за все ответит. За гарь, до сих пор щекочущую нос,
за гибель хранителя, за её нынешний страх, за возвращающихся в мир
живых немертвых. Земля пошла трещинами, и из них тек в бушующие
небеса алый, злой эфир.
