Она проснулась от солнечного зайчика,
прыгавшего по её лицу – нагло и тепло. Сперва она залезла под
подушку, надеясь снова заснуть, но... В этот раз помешал дикий,
яркий, бодрящий аромат кофе. Если честно, она не знала, откуда кофе
взялся в её доме, но это было замечательно. Она, принюхиваясь,
выползла из-под подушки и даже потянулась:
– Я проснулась! Уже!!!
Ответа не последовало, как всегда –
она жила одна. Ни кошки, ни птички, ни даже захудалой рыбки – рядом
с ней не выживал никто. Первое время она пыталась, честно,
пыталась, но заканчивалось все, как всегда, плохо. Узнав её
поближе, от неё сбегали. Ладно, рыбки не сбегали – они уплывали в
канализацию... Реже сбегала она сама – все же не та у неё
профессия, чтобы кого-то бояться.
Она спустила ноги с кровати, нащупала
домашние туфли с помпонами, зевнула, сладко потянулась, чуть не
отправляясь обратно на подушку, а потом все же оборола сон и
пятерней расчесала свои короткие волосы. Встала, одернула длинную
толстовку, в которой спала, и пробормотала:
– Кофе, готов ты или не готов – я иду
к тебе!
Да, привычка говорить вслух с самой
собой была одной из причин, по которой рядом с ней никто не выживал
– мало кто умудрялся правильно отвечать на не ему заданные
вопросы.
Сперва она все же забежала на кухню –
нет, не для того, чтобы убедиться, что кофе тут и не был. Она взяла
карандаш и спешно написала в своем списке требований новый пункт:
«Готовить кофе». И засмеялась – как раньше это простое, но такое
элегантное требование не пришло ей в голову?
Она выскочила из своего дома,
улыбаясь высокому, явно полуденному солнцу, пробивавшемуся через
желтые, звездчатые листья кленов, росших вдоль дороги. Бездонное
синее небо печально пело о скорой зиме голосами улетающих прочь
птиц, но даже это было ужасающе уместно. Как и зеленый, ласковый,
подстриженный газон. И тепло. И умопомрачающий аромат кофе. Она
сбросила туфли, наслаждаясь мягкой, словно шелковой травой... Осень
и кофе. Предвкушение перемен, которые, быть может, в этом году
настанут. Она зажмурилась – самое прекрасное, что к кружке кофе на
заднем крыльце дома прилагался высокий, не старше тридцати лет, не
совсем одетый мужчина, настороженно рассматривающий её. Не кружку,
конечно. Её саму рассматривающий. У него были странные,
светло-желтые, выцветшие глаза, узкие, поджатые губы и острые скулы
– порезаться можно. А еще он был небрит, эльфийски худ и
основательно припорошен пылью. И откидывал в сторону, словно
ненужную, странную надкусанную со всех сторон тень. Но за
блондинистость, за болтающиеся на нем джинсы, выставляющие на
всеобщее обозрение гребни подвздошных костей и дорожку волосков от
пупка до низкого пояса джинсов, а главное, за кружку кофе в руке,
она и не такую надкушенность могла простить – работа такая. И
худшие варианты видела. А этот ничего был, прихлебывал кофе,
щурился от солнца, перебирал босыми стопами по теплому деревянному
полу.
