Он замечал, конечно, северянок и раньше, но только теперь
обратил внимание на то, как много женщин у северян занимают разные
руководящие или важные посты. Вот и теперь из четырёх человек
приехавших по его душу с севера, было две женщины. Обе высокие,
худощавые, с поджарыми задами и сильными ногами. Груди маленькие,
лица вполне миловидные. Не самые яркие красавицы, но рост, сила,
определённая грация и хороший вкус были визитной карточкой
северянок.
Их возраст точно определить нет никакой возможности. Этих женщин
можно было описать одними дурацким словом «порода». Так, в
Соликамске,говорили друг о друге местные дамы, относившие себя к
высшему обществу. Горохов терпеть не мог подобных словечек. Он
читал книги и знал их смысл. Не любил он эти выражения, наверное,
потому, что он-то как раз выходил из людишек самых низкопородных,
из тех самых людей, которых местные женщины либо с неприязнью, либо
с насторожённостью, называли степняками. И которых, конечно, никто
не путал с казаками, так как хоть и нехотя, но городские готовы
были признавать казачью знать почти как равных. Это, наверное,
потому, что казаки представляли большую военную силу, мощь, которую
толком никто не мог определить, взвесить. Даже сами казаки. А ещё
эти воинственные кочевники держали в руках значительную часть
прибрежной торговли на реке. То есть были и богатые и опасные…
Пусть даже и дикари. И некоторые городские не гнушались приглашать
атаманов с семьями иной раз погостить в городе. В общем, эти худые
и въедливые бабы с севера совсем не походили ни на городских
красоток из высшего общества, изнуряющих себя в спортивных залах и
бассейнах, и совершенствующих свои фигурыу местных хирургов, так и
на степных женщин, измученных бесконечным тяжким трудом. Ну уж а на
казачек они походили ещё меньше. Северянок никто и никогда с
другими женщинами не путал. И с недавних пор уполномоченный знал
почему:
Биоты. Чёртовы биоты.
- Андрей Николаевич, вы могли бы не курить? – Спокойно спросила
одна из этих баб, та, что сидела слева, на самом краю. Брюнетка со
светло-серыми глазами. Фамилия её была Самойлова, а имя он
прослушал. До сих пор она ничего не говорила, не выпускала карандаш
из руки, что-то всё время отмечала в своим бумагах, и это был
первый её вопрос.
- Мог бы, - сухо ответил уполномоченный, но даже и не подумал
потушить подожжённую сигарету в пепельнице перед собой, напротив,
он сделал очередную затяжку и выпустил струю дыма в потолок. И как
назло, у него запершило в горле, и не удивительно, шёл уже
четвёртый час их общения, и кажется это была его шестая или седьмая
сигарета.
