Если подъезжать к Ланну с юга, то с
холмов его видно издалека. А слышно ещё дальше. Колокола Ланна
известны на весь мир, что чтит Истинного Бога и Мать Церковь.
Издали город кажется огромным и прекрасным. Чистым и белым.
Четвёртый день не было дождя, и
дорога была почти сухой, хотя и изрядно разбитой. Всё вокруг как-то
вдруг расцвело на солнце. Стало ярким и сочным. Птицы не унимались,
словно радовались солнцу. Щебетали без остановки, улетая ввысь над
просыхающими полями. Было тепло и на удивление хорошо. Хотя лето
уже закончилось.
Нога у солдата почти не болела, так
что он мог ехать верхом, а не как старик в телеге. А если боль
начинала донимать, он тут же звал Агнес, та с радостью шла и своими
маленькими ручками снимала боль, шепча что-то себе под нос и
поглаживая больное место.
Чтобы не вызывать кривотолков, всё
это Волков делал вдали от посторонних глаз. Негоже доброму человеку
прибегать к такому лечению, и Агнес это понимала. Агнес была умная.
Чуть неказистая, чуть костлявая, но ловкая и смышлёная. Боль,
словно живая, отползала от рук девочки, заползала куда‑то вглубь,
недовольная и мечтающая вернуться. А Агнес косилась победно на
Волкова, гордая и довольная, возвращалась в телегу, которую делила
с Брунхильдой. Для них двоих пришлось купить ещё одну телегу.
Солдат продал лишних лошадей, купил крепкого мерина, да ещё сукно,
чтобы постелить поверх соломы, да подушки для молодых женщин. Чтобы
они чувствовали себя хорошо после бесконечных ухабов на дороге.
Управлял той телегой молодой монах брат Ипполит, которого
настоятель отпустил в помощь солдату. Помощь оказалась не лишней в
дороге. А монах был рад путешествовать, он был любознательным и
хотел посмотреть, что там делается в мире за пределами его
монастыря. Останется ли монах с ним дальше, солдат не знал. Это
станет понятно после того, как Волков попадёт на приём к монсеньору
Августу Вильгельму, герцогу фон Руперталю, графу фон Филленбургу,
архиепископу и курфюрсту Ланна.
Монах был нужен солдату. Они много
разговаривали. Монах был почти в два раза моложе солдата, но знал
почти в два раза больше. Волков самонадеянно считал себя умным, но
понимал, что на фоне монаха мало что знал, кроме войны да разных
земель, где он бывал.
А брат Ипполит был настоящим
книгочеем. Вечерами, когда монах садился говорить с Волковым, к ним
приходили послушать и Сыч, и Ёган, и Агнес, даже насмешливая
Брунхильда слушала, хотя и не переставала цепляться к монаху и
надсмехаться над ним. А тот мог говорить без конца, и про древних
императоров, и про новые земли, открытые за океаном, и про Святое
писание, и про хвори, и про лекарства. А Волков всё слушал и
слушал, и особенно про хвори, и особенно спрашивал про чуму. Слушал
и запоминал.
