Человек, думающий,
что он свободен, подобен
брошенному камню,
который думает, что он летит.
Бенедикт Спиноза
— Краденого не
берем! — бритоголовый капитан торгового дромона отмахнулся от
перстня, что робко протянул ему Гафур. — Совсем ума лишился, раб?
Да мне и разговаривать с тобой нельзя! Если Магистратовы ищейки
найдут у меня эту цацку, кормить львов пойдем вместе.
Гафур не отступал.
Слишком далеко он зашел, чтобы сдаться сейчас, в порту Тартао,
когда свобода была так близка. Он добирался сюда на протяжении двух
долгих недель, полных голода, усталости и страха. Смерть шла за
Гафуром по пятам, дышала в затылок, мерзко кашляла и пахла гноем.
Он знал, что, если не уплывет с этого проклятого острова, старуха с
холодными пальцами непременно его настигнет. Как и все население
Тара.
— Он не краденый.
Это плата за десять лет работы.
Капитан глумливо
улыбнулся.
— На плантации-то?
Совсем меня за идиота держишь? Я знаю, что на юге случился бунт. И,
судя по твоей отметине, — он больно ткнул мозолистым пальцем в
татуированную щеку Гафура, — ты как раз оттуда, заморыш. Беглец.
Преступник. Рабский бунт хуже чумы.
— Так на юге и
бушует чума! — воскликнул раб. — Потому и восстали, что хворь
выкашивает целые деревни! Ты видел, как умирают чумные? Видел, как
лопаются бубоны? Нас бросили там! Даже охранники бежали, а людей
оставили ждать смерти. Пожалуйста! — взмолился он, втиснув
драгоценный перстень в руку капитана. — Прошу, возьми меня на
корабль! Я честно трудился всю жизнь, но не хочу умирать в
колодках. Умирать вот так, в корчах от болезни… Буду делать, что
скажешь – хоть нужник выгребать, лишь бы убраться отсюда.
Капитан запрокинул
бритую голову и громко расхохотался.
— Нужник? Да ты,
малец, видать, никогда корабля не видел! Это ж не вилла какая —
откуда там нужнику взяться? — Он резко посерьезнел и с силой
потянул Гафура в сторону, увидев солдат эннийского Магистрата.
Отряды вооруженных воинов прочесывали каждую улицу Тартао. — Шутки
в сторону, малец. Кому ты принадлежишь?
— Семье
Ишкери.
Капитан тихо
присвистнул и задумчиво почесал смуглую шею.
— Скверно. Ишкери
славятся жестокостью. И богатством. — Он покрутил в руках перстень:
прозрачный камень величиной с мужской ноготь сверкнул на
беспощадном полуденном солнце. — Ладно, нравишься ты мне. Люблю
целеустремленных ребят, а ты напомнил мне одного хорошего человека.
Да и плата достойная... Снимай рубаху.
