Ветер
с Лутинского моря хлестал многострадальные стены Бениза. Сизые
тучи распухли настолько, что днем стало темно как ночью. Город,
раскинувшийся в устье великой реки Ори, готовился встретить
очередную бурю.
— Вовремя она добралась, — Великий
наставник Ладарий плотнее завернулся в мех
и с опаской взглянул на порт. — Еще
немного — и шторм раскидает все посудины.
— Воистину, ваше святейшество, — отозвался
брат Ласий. Идеальная лысина монаха тускло отразила свечное пламя.
— Подкинуть дров?
— Да, пожалуйста.
— Знай я, что в Бенизе будет такая
погода, ни за что бы не назначил здесь
встречу, — добавил главный церковник. — Или таким образом
бог подал знак, что наша затея — дурное дело?
— Уже поздно переигрывать, ваше святейшество.
— Ласий подвернул часть сюрко с эмблемой церковной
Коллегии особых положений за пояс, чтобы не мешало,
и занялся камином. — Наша гостья вот-вот
прибудет.
—
Скорее бы.
Наконец
в коридоре послышались шаги. Великий наставник поймал себя
на мысли, что с нетерпением ждал этой встречи. Сколько
они не виделись? Три года? Четыре? Тогда она еще
не приняла постриг — это Ладарий помнил точно. Помнил
ее траурное платье, первые серебристые пряди среди тьмы волос,
печальные глаза... Глаза человека, обреченного жить чужой жизнью.
Однако с тех пор многое изменилось. Он жаждал этой
встречи, но в той же мере и страшился ее.
Ибо, став сестрой церкви, эта женщина взяла имя святой, что
принесла величайшую жертву во имя Хранителя.
— Сестра Идонея прибыла, — проговорили
из-за двери.
Ладарий
кивнул:
— Впустите. Брат Ласий, — он перевел
взгляд на дознавателя, — пусть нам...
— Никто не помешает, — ответил тот
и открыл дверь, встречая гостью. Как только она вошла,
яйцеголовый монах скрылся в коридоре.
Великий
наставник затаил дыхание, вспоминая годы дружбы и близости.
Многое хотелось сказать, но не при таких обстоятельствах.
Не сейчас, когда он собирался просить
ее о такой жертве. Тем временем монахиня развязала
тесемки промокшего плаща, откинула капюшон и уставилась
на церковника немигающим взглядом темных таллонидских
глаз.
— Вивиана.
— Теперь — Идонея, — поправила она.
— Ты постарел.
— Не могу сказать того же
о тебе. Ты всегда была жемчужиной в короне
Таллонидов. — Великий наставник обвел рукой монашеское одеяние
гостьи. — Рад, что Хранитель наконец-то дал этой жемчужине
подходящую оправу.
