Плата за верность (Криасморский договор - 2)

Ветер с Лутинского моря хлестал многострадальные стены Бениза. Сизые тучи распухли настолько, что днем стало темно как ночью. Город, раскинувшийся в устье великой реки Ори, готовился встретить очередную бурю.

— Вовремя она добралась, — Великий наставник Ладарий плотнее завернулся в мех и с опаской взглянул на порт. — Еще немного — и шторм раскидает все посудины.

— Воистину, ваше святейшество, — отозвался брат Ласий. Идеальная лысина монаха тускло отразила свечное пламя. — Подкинуть дров?

— Да, пожалуйста.

— Знай я, что в Бенизе будет такая погода, ни за что бы не назначил здесь встречу, — добавил главный церковник. — Или таким образом бог подал знак, что наша затея — дурное дело?

— Уже поздно переигрывать, ваше святейшество. — Ласий подвернул часть сюрко с эмблемой церковной Коллегии особых положений за пояс, чтобы не мешало, и занялся камином. — Наша гостья вот-вот прибудет. 

 — Скорее бы.

Наконец в коридоре послышались шаги. Великий наставник поймал себя на мысли, что с нетерпением ждал этой встречи. Сколько они не виделись? Три года? Четыре? Тогда она еще не приняла постриг — это Ладарий помнил точно. Помнил ее траурное платье, первые серебристые пряди среди тьмы волос, печальные глаза... Глаза человека, обреченного жить чужой жизнью. Однако с тех пор многое изменилось. Он жаждал этой встречи, но в той же мере и страшился ее. Ибо, став сестрой церкви, эта женщина взяла имя святой, что принесла величайшую жертву во имя Хранителя.

— Сестра Идонея прибыла, — проговорили из-за двери.

Ладарий кивнул:

— Впустите. Брат Ласий, — он перевел взгляд на дознавателя, — пусть нам...

— Никто не помешает, — ответил тот и открыл дверь, встречая гостью. Как только она вошла, яйцеголовый монах скрылся в коридоре.

Великий наставник затаил дыхание, вспоминая годы дружбы и близости. Многое хотелось сказать, но не при таких обстоятельствах. Не сейчас, когда он собирался просить ее о такой жертве. Тем временем монахиня развязала тесемки промокшего плаща, откинула капюшон и уставилась на церковника немигающим взглядом темных таллонидских глаз.

— Вивиана.

— Теперь — Идонея, — поправила она. — Ты постарел.

— Не могу сказать того же о тебе. Ты всегда была жемчужиной в короне Таллонидов. — Великий наставник обвел рукой монашеское одеяние гостьи. — Рад, что Хранитель наконец-то дал этой жемчужине подходящую оправу.