В минуты трепетных терзаний
К Вам чувством искренним пылал
И в мир таинственных желаний
Я Вас, сударыня, позвал.
Но, видно, Господу угодно
(К нам, грешным, Он предельно строг)
Что вместо жизни полноводной,
Он выбрал для меня острог.
— Да уж,
задачка с двумя неизвестными, — недовольно пробормотал следователь
Травкин, склонившись над письменным столом, и усиленно потер
подбородок.
Так было
всегда, когда его охватывало крайней степени волнение.
Среди
небрежно разбросанных серых папок, белых листов бумаги и прочей
бумажной необходимости, что создает на столе любого следователя тот
нужный только ему, на первый взгляд хаос, а фактически порядок,
лежало письмо.
Судя по
вензелю и печати, статус этой, исчерченной аккуратным, почти
женским почерком, бумаги был весьма значимый. Травкин медленно,
проглатывая букву за буквой вчитывался который раз в содержимое
письма, пытаясь найти между строк скрытый смысл. Брови его
недовольно хмурились.
В кабинете
следователя — небольшой комнатке цокольного этажа — несмотря на
утро, царил полумрак и было холодно. Небольшое окошко под потолком
и тусклая лампа на столе не давали нужного освещения. Спертый
воздух кабинета был пропитан табачным дымом. Травкин, устало протер
глаза и слегка откинулся на спинку стула. «Что за напасть?! —
мысленно спросил он сам себя. — Дома от супруги покоя нет, все
пилит, как та лесопилка, грозит разводом. И на работе не лучше.
Мало мне бандитов всех мастей, так теперь еще и „политику“
подкинули. И ладно бы незнакомые какие, так нет же, извольте граф
Суздалев и, тьфу ты — ну ты, Николай Иванович Билый. И еще это
директива, составленная сердобольным полковником с вензелем
государевой канцелярии. И, что прикажете мне теперь
делать?!»
Травкин
мысленно рассуждал сам с собой, но разумного решения не находилось.
«Дело то плевое, господа присяжные, рассыпается как — то здание без
доказательной основы, — продолжил мысленно Травкин. — Ан нет. Вынь
да положь доказательства, да такие, чтобы комар носа, стало быть не
подточил. Сатрапы!»
Следователь
негромко выругался. И начал усиленно мешать холодный чай в
серебряном подстаканнике: «За безупречную службу». Из такого можно
и без сахара пить. Большой палец привычно потер выпуклого
двуглавого орла.
То ли за
то, что на него повесили это дело, то ли за то, что жизнь
человеческая в империи российской теряла ценность год от года.
Травкин достал папиросу, нервно дунул в мундштук, закурил, пуская
клубы едкого дыма дешевого табака. Надев монокль, вновь склонился
над письмом.
