- Опять на башню костровую лазила! –
отец сурово сдвинул брови, - Девка на выданье, а по стене
крепостной словно коза скачешь. Надо мной уж вся застава
потешается.
- Батюшка, да я же ненадолго, только
одним глазком на тот берег поглядеть, - девушка виновато
улыбнулась, пряча глаза под густыми ресницами.
- Чего ты там не видела?
- Снег новый выпал. Смотри, как
сверкает. Красиво! – девица мечтательно посмотрела в оконце
бойницы. – А Купава мне на Святки нагадала, что оттуда из-за
Вороножа мой суженый приедет.
- Выдрать эту вертихвостку нужно,
чтобы глупости не каркала! Упаси Господь! – отец трижды широко
перекрестился. - Со степи к нам только горе да смерть приходят.
Хорошего с того берега не жди. На
полуночи[1] жениха будем искать.
- Так там только дубы да осины. Лес
кругом, какие уж женихи? Бортники пронские али лешаки? – дочь
презрительно вздернула нос.
- Дура, за этим лесом в стольном
Переяславле суженый твой, тетка уж наверно подыскала добра молодца.
А лес этот не просто дубы да осины, это броня княжения нашего.
Заставы да лес густой – рязанской земле защита. Поняла?
- Поняла, - вздохнула девица. – А
суженый мой все равно оттуда приедет, - тихо, чтобы отец не
услышал, прошептала она в снежную даль.
[1] Полуночь – север.
1
15 декабря 1288 г.
Вот уже двое суток рыльские и
липовецкие дружины уходили от погони, упорно продвигаясь на восток
по тяжелому, успевшему слежаться январскому снегу.
Вои[1] жмурили глаза от степного солнца,
устало терли побелевшие от шального ветерка носы и щеки. Верховые
все время норовили оторваться от обоза. Сотники орали, разворачивая
их назад.
Лошади из последних сил перебирали
ногами, натужно хрипели, отплевываясь пеной. Полозья жалобно
скрипели в такт ударам слабеющих копыт.
Первое время беглецы беспрестанно
оглядывались на закат, туда, где из-за
окоема[2] мог появиться стремительный
легкий враг. Но постепенно усталость начала притуплять чувство
опасности, без сна и отдыха ни люди, ни животные не могли выдержать
долго. Короткие остановки только еще больше отнимали силы, каждый
раз подниматься на ноги и садиться в седло становилось все труднее
и труднее.
- Нужен привал, скоро кони начнут
дохнуть, почему не останавливаемся? - ворчали
отроки[3].
- Нельзя, - объясняли бывалые
ратники, - небо ясное, метели не жди. Следы на старом снегу хорошо
видны. Уж бегут псы по наши души, оторваться надо, а там и
передохнем.