— Слово для отчетного доклада
предоставляется Председателю президиума Верховного Совета
Советского Союза, Генеральному секретарю Центрального комитета
Коммунистической партии товарищу Скамову Михаилу Дмитриевичу.
Сияние ламп. Громадные хрустальные
люстры. Зал, похожий на Кремлевский Дворец Съездов, тысяч на пять
мест, не чета Большому театру.
Я собрал бумажки и шаркающей
старческой походкой двинулся к трибуне, на груди в такт шагам
закачались награды. Дойти бы, не упасть, в моем возрасте это не
шутка...
Съезд победителей встал как один
человек и приветствовал меня оглушительными аплодисментами.
Соратники за спиной хлопали в ладоши
с не меньшим энтузиазмом — Муравский, Красин, Ульянов, Чернов,
Кропоткин, Натансон, Савинков, Губанов, Сталин, Жаботинский…
“Господи,” — мелькнуло в голове — “а
его когда успели избрать?”
Добрался, поправил микрофон,
разложил текст, прокашлялся… черт, в горле сухо как при похмелье,
хорошо хоть графин тут стоит. Налил полстакана, предательски
звякнув несколько раз о край, выпил до дна.
Собрание терпеливо ждало.
— Тоа… кх-кхе… ини… — несмотря на
воду, в глотке першило, и я подавился первыми словами.
Из зала на меня смотрели тысячи
глаз. Все первые ряды занимали известные мне люди — военные,
ученые, инженеры, путейцы, кооператоры…
— Тоа… — попытался я еще раз.
— Жги, Митрич! — выкрикнул из
партера Ваня Федоров.
Горло сжало как обручем, язык еле
ворочался. Похоже, я не смогу выдавить даже пресловутые
“сиськи-масиськи”...
Понемногу нарастали шепотки,
сливаясь в гул.
— Тоа… — я закашлялся, глаза
налились слезами.
Схватило сердце, тело повело влево,
рука скрежетнула ногтями по бортику кафедры, а я завалился на пол,
безуспешно цепляясь за опору.
И проснулся.
— Миша? Что с тобой, ты такие
странные звуки издавал… — поднялась на локте Наташа.
— Кошмар, просто кошмар, спи, — я
вытер мокрый лоб и откинулся на подушку.
— Тебе надо пустырник на ночь
пить…
Да тут пустырником не отделаешься,
такие дела идут...
Зима 1916-1917
На перронах Николаевского вокзала мы
заметили пока только одно изменение — вместо привычных жандармов и
городовых стояли по двое-трое молодые ребята с красными повязками.
Одеты они были пока что вразнобой, но Московский совет уже думал,
как привести “народную милицию” к презентабельному виду.
Оглядывая пути, составы и паровозы я
зацепил взглядом толпу пассажиров третьего класса, среди которых
вдруг мелькнул знакомый облик. Я прищурился… похож! Вроде бывший
пристав Кожин, но далеко, не разглядеть. Только я собрался кликнуть
патруль и послать за ним, как засвистел наш паровоз, Наташа
поцеловала меня на прощанье и перекрестила на дорогу.
