Рита, в первые годы их совместной жизни, называла его «зай», нет, не «зая», а именно «зай», которое было больше похоже на «эй». «Эй, иди ужинать» или «Эй, будильник прозвенел, пора вставать». Пару лет спустя, он стал Петровым. Сухо, конечно, но как-то более осмысленно и фундаментально.
Жить с Ритой было Петрову сложно, но он почему-то никогда, даже в своих самых смелых фантазиях, не представлял, что рядом с ним может быть другая женщина. Он боялся Риту, и, одновременно, он к ней привык. Привыкал долго и болезненно. Сначала ему пришлось принять то, что категорически запрещены все слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами. Никаких вилочек, тарелочек, собачек и кошечек, тем более никаких «милых» прозвищ. Назови он её хоть раз Ритусей, и их совместной жизни точно пришёл бы конец. Поэтому, даже в минуты интимной близости, Рита всегда была только Ритой. Он – Петровым.
– Мне было хорошо. Спокойной ночи, Рита.
– Мне тоже всё понравилось, спи, Петров.
Если отсутствие в словах суффиксов «чк» и «чн», Петров пережил достаточно спокойно, то требования Риты по поводу подтверждения его к ней любви были ему не совсем ясны. До него долго не доходило, что вынести утром мусор – это любовь. Вымыть после ужина посуду – это тоже любовь. А вот поцелуй в шейку, нет, в шею, конечно, это пошлость.
Но он привык. Безропотно выносил мусор, мыл посуду и складывал грязные носки и трусы в корзину для белья. Он, и правда, любил Риту, а она любила Петрова. Поэтому его всегда ждал горячий ужин вечером, а утром – идеально выглаженная рубашка. Рита интересовалась делами Петрова на работе. Не навязчиво, больше из приличия. Он рассказывал долго и нудно. Рита кивала головой и думала о том, что у Петрова самые красивые глаза. Петров в ответ спрашивал, как прошёл день у Риты. Она улыбалась, пожимала плечами и отвечала что-то типа: «Как обычно, ничего нового. Может, чаю?». Петров отказывался, доставал из холодильника бутылку пива:
– Рит, я же говорю, на работе кошмар. Расслабиться надо. Я одну только…
– Петров, а ты меня зачем спрашиваешь? Я вот тоже себе сейчас бокал вина налью, лёд у нас, кстати, есть? Ты же знаешь, что я со льдом люблю…
– Лёд есть. Да. Я пойду?
– Господи, иди уже. Спрашивает он меня…
Петров не любил такие моменты. Неловко ему было. Он сжимался и становился на полголовы ниже. И как-то уже пива не хотелось, и футбол смотреть тоже. Но он шёл, конечно.
