— Рота, подъем!!!
Кому из служивших не снился кошмар о
повторном призыве в армию? Я в конце девяностых и в нулевых видел
такой минимум раз в году, потом пореже, а последние лет пять вообще
без него обошелся, и ни разу по этому поводу не страдал. А тут на
тебе, да еще настолько яркий!
Еле разлепил веки и сквозь щелочку
оглядел нестандартный сводчатый потолок серенькой казармы, узкие
койки, крашеный деревянный пол, на который бодро вскакивали молодые
ребята в сизых майках и кальсонах.
Да ну нафиг.
Отслужил, дембельнулся, повоевал
добровольцем в Боснии, вернулся, женился, развелся, женился, двое
детей — какой еще нахрен «ротаподъем»? Я натянул неожиданно тонкое
одеяльце на голову, но сквозь него мне заорали прямо в ухо:
— Подъем! Сабуров, тебе отдельное
приглашение???
Точно сон, я не Сабуров, я
Мараш.
А-а-а, сука!
Меня сдернули на пол и я
чувствительно грохнулся всеми мослами о доски. Ах ты ж падла...
Шибануло забытым запахом армейской
ваксы — прямо перед носом торчали два начищенных ботинка, с
трещинками на ранте, складочками кожи и краем подковки. Пока
вздевал себя на ноги, обозрел и уходящие вверх темно-синие суконные
брюки, странную белую гимнастерку поверх них и непривычного вида
ремень. Венчала пейзаж торчащая над стоячим воротником злющая
курносая рожа с круглыми щеками, прилизанным пробором и
перекошенным в крике ртом.
Намерение уделать прервавшего мирный
сон дедушки российской армии уступило недоумению: слишком уж
подробная картинка, слишком четкие запахи, слишком все ярко. Я тупо
разглядывал стоящего передо мной совсем молодого парня, необычный
покрой его старорежимной, что ли, гимнастерки (на мой взгляд,
примерно такие носили до Войны), тонкие усики... И тут он попытался
меня ударить.
Меня, отслужившего!
Ну это уже вообще ни в какие
ворота!
Я на автомате отшатнулся — кулак
юнца пролетел мимо — и врезал в ответ.
Коротко, резко, с доворотом, добавив
к силе и вес корпуса.
Салага сложился пополам и упал, в
свою очередь грохнув тупым лбом в пол, а я победно оглядел
казарму.
Но вместо ожидаемого сочувствия,
напротив, двое или трое, преодолев ступор, закричали:
— Бунт! Бунт!
И на меня накинулось несколько
человек сразу.
Драться в узком проходе между
койками дело неспособное, и куча-мала выкатилась на «взлетку», где
меня и скрутили, связав руки полотенцами, а потом, по приказу
офицера в древней, вообще дореволюционного вида форме, уволокли и
заперли за дверью с надписью «Карцеръ». Оставалось утешаться, что я
успел неслабо вломить пять-шести «сослуживцам».
