Как всегда, если приедешь в Москву,
то начинаешь отчитываться. И первым, перед кем должен держать
отчет, был Председатель Совета народных комиссаров, хотя, по
правилам, следовало вначале доложиться непосредственному
начальнику. Но кто эти правила устанавливает? Тем более, что у меня
теперь двойное, если не тройное подчинение. Удобно, между прочем.
Если ты подчиняешься сразу и ВЧК, и НКИД, и Наркомату торговли, то
не подчинен никому. Шучу. На самом-то деле подчинен всем, но в
первую очередь Совнаркому и товарищу Ленину. Посему, оставив в
приемной товарища Феликса довольно обширный рапорт о проделанной
работе, поспешил в Кремль.
— Владимир Иванович, вас
пг’игласили, чтобы вы выступили на заседании
Политбюг’о, — неожиданно для меня сообщил Ленин. —
Мне кажется, не стоит дважды рассказывать об одном и том же.
Потому, о своих паг’рижских делах вы г’асскажете
позже.
Про выступление на Политбюро я не
знал, но какая разница? Если Ленин считает, что о миллионах графа
Игнатьева должно быть известно всему Политбюро, так тому и быть. Но
о деньгах, полученных благодаря моему уголовнику и о бриллиантах
Блюмкина им знать не стоит. Ленину я бы доверился полностью, а еще
Сталину с Дзержинским. Зиновьеву у меня веры нет, Троцкому — тем
более.
Владимир Ильич вытащил из жилетного
кармана часы, щелкнул крышкой, посмотрел на циферблат:
— До заседания Политбюг’о еще десять
минут. Сегодня на повестке дня у насг’азные
вопг’осы, в том числе — что делать с Галицией?
Товарищ Чичег’ин говорил, что это ваша
идея — признать временную оккупацию Галиции, определить срок
вывода наших войск в пять лет. А за пять лет поляки и другие
национальности, проживающие на территории области, созреют для
создания народной республики. Нам нужен мир с Польшей, но все
тог’мозит Львов. Польша не хочет ждать пять лет.
Тг’оцкий предлагает вернуть Галицию полякам без
всяких условий, Сталин категорически против. Мне бы хотелось
услышать ваше мнение.
— Нужно срочно провести референдум
по всей территории, — немедленно предложил я. — пусть население
само решает, как ему жить дальше.
— Референдум? — не понял Ленин.
— Плебисцит, — подсказал я более
привычную форму всенародного голосования. — Львов, прочие города и
села на территории Галиции, должны сами решить, как им быть, с кем
оставаться: войти ли в состав Польши, или в Советскую Россию?
Почему Галиция должна отойти именно к Польше? Из-за того, что она
когда-то входила в состав Речи Посполитой? Ну и что? Она и у
Габсбургов была, и в составе Российской империи целый год. А может,
они хотят стать самостоятельным государством прямо сейчас? К чему
нам ждать целых пять лет?
