Туман ещё стелился молочным маревом. Наползал на широкую дорогу
впереди. Скрадывал очертания деревьев вдалеке. Его сизая дымка
разлилась по полям. Из неё там и тут выступали крошечные горы —
стога душистого сена, которое вот-вот должны были убрать после
минувшего покоса.
Поля. Бесконечные поля. Они выехали до рассвета, чтобы обогнать
жару. И уже несколько часов вокруг были одни лишь поля. Глаза
устали от местных однообразных красот. Но спина устала куда
сильнее.
Принцесса поёрзала на месте, пытаясь хоть немного сменить позу.
Приоткрыла шторку на окне побольше, но уже и так знала, что не
увидит ничего нового.
Экипаж подпрыгнул на очередной кочке. Девушка этого никак не
ожидала и ударилась лбом об окно. Сердито зашипела, потирая
ушиб.
Сидевшая подле неё женщина тихо рассмеялась. Она покачала
головой, отчего весело зазвенели металлические бусинки, которыми
были унизаны многочисленные косички в её высоком хвосте.
Принцесса капризно надула губы. Веселья своей спутницы она никак
не разделяла.
Они были в дороге уже добрых три недели. И хоть это и был лучший
экипаж её отца, короля Бариана Мейхарта, а погода стояла весьма
сносная от самого родного Нордвуда, девушке казалось, что она
провела в этой душной бархатной коробке всю жизнь. От серебряных и
серых цветов внутреннего убранства тошнило.
— Совсем ты измаялась, бедная, — беззлобно заметила женщина. —
Хочешь, верхом поедем?
— Ну, тётушка, — простонала девушка. — В седле я совсем
умру.
Собственно, тётушкой эта женщина ей никаким боком не
приходилась. Принцессе стоило называть свою спутницу, скорее,
мачехой, в силу её особенно близких отношений с королём Барианом
Мейхартом. Только вот эти отношения никак скреплены не были. В
глазах народа король оставался вдовцом, а его грешный ангел —
строгой чародейкой из далёкого Идариса. Керику Гарана полагалось
величать «мастер Гарана», но прозвище «тётушка» закрепилось за ней
как-то неизбежно и незаметно. Даже сам лорд-протектор Империи,
ученик Керики, в узком семейном кругу звал свою наставницу
«тётушкой». В какой-то момент она пыталась сопротивляться. Но со
временем попросту смирилась.
— Какая же ты всё-таки нежная, Девана. Потерпи, — чародейка
закатала рукава своей бордовой рубашки, обнажая покрытые рунической
вязью предплечья. — К обеду уже будем на месте. Повернись-ка лучше
ко мне. А то шишка вырастет.
