Восстание безумных богов: Северная ведьма.

Она стояла на краю дощатого помоста, пыльного и неровного. Внизу плескалось живое море — fazeebi, человеки. Руки и ноги её были скованы — цепями короткими, но толстыми, не разорвать. А на шее был ошейник. И от него ещё одна цепь — к массивному ржавому кольцу, ввинченному в старые доски.

Она стояла, бесстрастно глядя поверх голов. Fazeebi её не волновали. Их не было, они не существовали. Существовали только кланы её народа, Драконоголовых, и суровые боги — часть в небесной вышине, часть в подземных глубинах. Всё.

С лица смыты все знаки её клана, так и не ставшие постоянной, на всю жизнь, татуировкой. У неё нет больше ни семьи, ни родни, ни вождя, ни шамана. Она никто.

И она же — жизнь своего клана.

…Зима выдалась тяжёлой и страшной. Молитвы и камлания не помогали, снега валили, стада разбегались, охваченные странным безумием. Луны ещё не перевалили и через созвездие Зверя, а в клане начался голод.

Именно тогда с юга, по тракту берегом Танцующей реки, что вдоль Тёмной Пущи, поднялись люди-fazeebi. Купцы. Торговцы с большими караванами на сильных, выносливых быках, покрытых густым длинным мехом — сильнее и выносливее, чем скот кланов.

Они везли с собой много товаров, потому что знали — боги холода разгневались, а значит, вожди будут сговорчивы.

Красное золото, самородное истинное серебро, выносимые подземными реками; abiu, окатанные водой камни, светящиеся в темноте — всё это имелось у Драконоголовых, добываемое на дальнем севере, за горами, у провала Пасти Бездны и на чёрных склонах возле Рога Огненного Зверя, но их, увы, нельзя было есть.

В мешках, бутылях и коробах на бычьих спинах — мука, масло, солонина, вяленая рыба, овощи в кислом вине. Но цена всего этого высока, и далеко не всегда у кланов имелось, чем расплатиться.

Особенно, когда боги зимы гневались на свой народ.

У её клана — бывшего клана — тоже не хватило. Но зато сейчас клан Тёмного Коршуна имеет всё, чтобы дожить до следующей осени.

Цена невелика. Цена — она, Шаарта ар-Шурран ас-Шаккар.

Над ней творили обряд, как над умершей. Мошшог, шаман, дал ей выпить что-то дурно пахнущее, острое; тело перестало повиноваться, дух отделился от плоти, она видела себя со стороны, лежащей в деревянной колоде; видела, как с неё смывают знаки Тёмного Коршуна; как стоят в молчании над ней отец, мать, боно и доно (бабушка и дедушка со стороны матери), сёстры и братья.