Пролог. Нисхождение как восхождение
«Только тот, кто спустился в ад, знает, что рай – это иллюзия для трусов»
Я стоял на вершине, и это было смешно, если подумать, ведь я столько лет карабкался к ней – через медитации по несколько часов в день, через ретриты, где молчание становилось таким громким, что хотелось закричать, через правильные книги, правильных учителей, правильные практики безусловной любви, которая на поверку оказалась весьма условной, потому что любить нужно было правильно, духовно, без привязанности, а лучше вообще всех одинаково и никого конкретно. Я делал всё, что положено делать хорошему духовному искателю, и вот я почти на вершине, почти просветлённый, почти свободный, почти цельный – и это «почти» грызло меня так же настойчиво, как заноза под кожей, которую не видно, но которая не даёт покоя.
Потому что на самой вершине, залитый светом собственной святости, я вдруг увидел то, чего раньше не замечал или, точнее, старательно не замечал, как не замечаешь слона в комнате, если очень сильно стараешься смотреть в другую сторону. Я увидел свою тень. Огромную, тёмную, уходящую вниз так далеко, что конца ей не было видно, в какую-то бездну, из которой я так старательно выбирался все эти годы, читая мантры и улыбаясь сквозь боль.
И я понял – не умом, умом я бы понял это ещё через десять лет терапии, а каким-то внутренним знанием, которое не требует разрешения, – что чем выше я поднимался к свету, тем длиннее и темнее становилась моя тень, словно в какой-то злой шутке вселенной над теми, кто думает, что духовность – это избавление от тёмного.
Конечно, можно было остаться на вершине. Многие так и делают. Они стоят там годами, десятилетиями, всю оставшуюся жизнь, улыбаются с фотографий на обложках духовных бестселлеров, проводят семинары о том, как достичь просветления за семь шагов, собирают вокруг себя учеников, которые смотрят на них снизу вверх с благоговением и не видят – потому что не хотят видеть, потому что им нужен идеал, а не живой человек, – что за спиной учителя топчется монстр размером с дом, и учитель делает вид, что его нет, и ученики делают вид, что его нет, и все счастливы в этой коллективной слепоте.
Я попробовал так жить. Честно попробовал. Развернулся спиной к пропасти, улыбнулся своей самой одухотворённой улыбкой и начал вести себя так, будто тени не существует. Но она не исчезала от того, что я на неё не смотрел, – она росла, потому что каждый раз, когда я подавлял гнев и называл это принятием, тень удлинялась, каждый раз, когда я подавлял сексуальность и называл это духовностью, тень темнела, каждый раз, когда я отрицал свою силу и называл это смирением, тень становилась плотнее, материальнее, реальнее меня самого.
