Бисквит королевы Викторииф

© Михалёва Е.А., 2026

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2026

– Невероятная невнимательность, Марина Ивановна. Просто… unerhört und r-r-respektlos[1], – чеканя слова, возмущался Оскар Генрихович тоном таким глубоко оскорблённым, что последнее он раскатисто прорычал на немецкий манер. – Я для чего перед вами распинаюсь? Чтобы вы в облаках витали на моих занятиях?

Марина Быстрова стыдливо отвела глаза и украдкой вздохнула. Всё это она проделала с таким скорбным видом, будто с нетерпением ждала возможности возвратиться на своё место. Вряд ли Марина чувствовала себя виноватой.

Можно ли обвинять юных девушек в излишней мечтательности? Пожалуй, не только нельзя, но попросту бесполезно. Любая смолянка яркий тому пример. Требования в стенах института весьма суровы, ведь интеллектуальное просвещение девиц тесно связано с воспитанием в них христианского благочестия, не менее строгого, чем светские правила. И всё же высокая нравственность сочетается у девушек с особой чуткостью души. Она расцветает вместе с их красотой и не умещается ни в каких рамках. К счастью, большинство учителей это понимали. К несчастью, Оскар Генрихович Бломберг к ним не относился.

Угораздило же Марину замечтаться о чём-то своём как раз в тот момент, когда немцу вздумалось вызвать её. Теперь девушка стояла у доски и с покорностью выслушивала нравоучения перед притихшими одноклассницами.

В прохладной комнате царила такая напряжённая тишина, что учителю даже не нужно было повышать голос, чтобы его отлично услышали на последних партах. «Белые» смолянки сидели ровно и неподвижно. Они не сводили с немца глаз, пока Оскар Генрихович важно вышагивал вдоль графитовой доски от одной стены к другой, как сердитая цапля. Стук его каблуков о паркет звучал особенно грозно.

– Я не требую от вас невыполнимого: исправно трудиться на занятиях, слушать внимательно и не забывать, что до вашего выпуска осталось меньше года, – важным тоном продолжал учитель. Немецкий акцент добавлял каждой фразе резкости. Чем сильнее Бломберг сердился, тем заметнее грассировал. – Что из вас выйдет путного в жизни, если вы не в состоянии слушать, а вместо этого любуетесь садом из окна?

Теперь он не просто распекал одну лишь Марину, а обращался ко всему классу.

Бломберг любил свой родной язык. Он совершенно не скрывал, что его очень беспокоило нарастающее напряжение между его родиной и Российской империей, в коей он служил. Ходили слухи, что Оскар Генрихович с его отменными рекомендациями пробовал устроиться учителем у великих княжон, но его кандидатуру не рассмотрели, даже невзирая на протекцию самой Императрицы Александры Фёдоровны. Однако в Смольном Бломберга приняли весьма радушно, выделили для него просторный кабинет с хорошей мебелью и определили преподавать в старших классах. Несмотря на то что Оскар Генрихович проработал в институте чуть больше месяца, относились к нему с уважением.