В полночь разразилась буря. Ветер принёс с просторов Агенского моря низкие, плотные тучи, которые сделали ночь смолянисто-чёрной. Тучи ткнулись своими рыхлыми животами в горную гряду на севере столицы. Они закипели в возмущении, силясь переползти через царапавшие их вершины, да так и не смогли. Поэтому расцвели фиолетовыми зарницами на всё небо. И обрушили стихию на город Линден.
Ветер поднялся такой, что грязные, пенистые волны выплёскивались прямо на набережную. Они норовили смыть в море всё, что не было крепко привязано. Или не могло удержаться обеими руками за что-нибудь надёжное, вроде каменных перил.
Дождь лил стеной. Но столица королевства Атенлау привыкла переживать и не такие катаклизмы. Люди давно приспособились к буйству стихии в здешних краях. Они боялись лишь одного: других людей. Тех, кто мог быть безжалостен, как и стихия, но при этом совершенно разумен в своих поступках, что самое страшное. Пожалуй, такое мнение разделял даже самый влиятельный человек в королевстве.
В кабинете монарха было просторно, светло и тепло. Несмотря на царившее лето, горел камин. Все свечи в светильниках и канделябрах были зажжены. Король Вильгельм III Хальбург будто бы боялся остаться в темноте хоть на миг. В каждой тени нынче ему мерещились заговорщики.
Он прекрасно знал о том, что ситуация в его стране ухудшилась не за год и даже не за два. Король Вильгельм не придавал этому большого значения, списывая всё на вечное недовольство простого народа. Но в последнее время дела вышли из-под контроля. На юге и востоке Атенлау пришлось погасить несколько восстаний в крупных городах, и сделано это было весьма кровавым способом. Люди там не просто роптали и требовали перемен к лучшему. Они взывали к тому, чтобы все порядочные атенцы поднялись и свергли его, избранного самим Господом Избавителем короля Вильгельма III. А ещё лучше торжественно пронесли его голову насаженной на пику по всему королевству.
Король склонился над подробной картой, которая занимала большую часть его письменного стола. Все шестнадцать земель Атенлау складывались в стройную мозаику. Но сохранить их все в покое и процветании оказалось сложнее, чем удержать в руках взбудораженный улей.
– Что на юге? – спросил Вильгельм, обращаясь к своему единственному собеседнику.