Декабрь пришел неожиданно, как вор, украв последние краски осени. Один день еще хлюпала под ногами грязь, а на следующее утро мир застыл, белый и безмолвный. Снег заметал тропинку к нашему дому, сугробы подбирались к самым стенам, словно любопытные звери.
Мы были готовы. Стекловата в стенах, двойные стеклопакеты в рамах и жарко натопленная буржуйка держали холод снаружи. Внутри пахло свежей краской, деревом и хвоей – мы принесли из леса небольшую ель и украсили ее самодельными игрушками из шишек и цветной бумаги. Это была наша первая совместная елка. В нашем доме.
Жизнь вошла в зимний ритм. Я продолжал работать грузчиком, Надя устроилась в местную библиотеку. Днем дом пустовал, затихал, а по вечерам мы возвращались в его тепло, как в утробу. Я колол дрова, Надя готовила ужин на крохотной газовой плите. Потом мы сидели на полу перед буржуйкой, укрывшись пледом, и читали вслух – она мне свои любимые стихи, я ей – новые главы из своей почти готовой книги.
Тишина за стенами была иной, нежели в старом доме. Там она была гнетущей, живой, населенной призраками. Здесь она была мирной, природной, принадлежащей спящему лесу и замерзшей земле. Иногда по ночам я просыпался от воя волков вдали, ловил скрип снега под чьими-то лапами – лисьими или заячьими. Но эти звуки не пугали. Они были частью гармонии, в которую мы вписались.
Однажды в субботу, когда мы с Надей завтракали, в дверь снова постучали. Тихо, почти несмело. Мы переглянулись. Николай Петрович обычно входил, не стучась, матери в такую рань не было дела до нас.
Я открыл. На пороге, по колено в сугробе, стояла мать. В руках она держала большой сверток, завернутый в старую скатерть.
– Входи, замерзнешь же, – я отступил.
Она стряхнула снег с валенок и переступила порог. Ее глаза с любопытством окинули нашу скромную обстановку – матрасы на полу, ящики вместо мебели, гирлянду на елке.
– У вас… уютно, – сказала она, и в ее голосе прозвучала неподдельная теплота.
– Садись, мама, чайку налью, – Надя уже хлопотала у плиты.
Мать развернула свой сверток. В нем оказалась стопка старых, пахнущих нафталином, но чистых и выглаженных тканей – простыни, пододеяльники, скатерти с кружевной прошивкой.
– Это… из бабушкиного сундука, – пояснила она, гладя рукой ткань. – Все новое, не ношеное. Думала, вам пригодится.
