Пролог. Первый исповедник
Запах ударил в ноздри первым, едва Сергей Перепелкин переступил порог роскошного кабинета в центре Москвы. Сладковатый, медный, с примесью чего-то едкого – дезинфектора или медицинского спирта. Он видел всякое за два года в органах, но это… это было другим. Это было тихим, почти стерильным кошмаром.
Воздух был густым и неподвижным. Горит только одна настольная лампа, отбрасывая желтый, театральный свет на кресло за массивным дубовым столом. В кресле, в позе внимательного слушателя, сидел хозяин кабинета – доктор медицинских наук, известный психоаналитик Аркадий Верга.
Его лицо было искажено не болью, а какой-то застывшей, карикатурной маской интереса. Веки были оттянуты и зафиксированы маленькими, блестящими стальными зажимами, не позволяющими сомкнуть их даже в смерти. Широко раскрытые, уже помутневшие глаза смотрели в пустоту с выражением леденящего душу прозрения. Рот был растянут в жуткой, беззвучной ухмылке хирургическим роторасширителем. Из уголков губ вытекала струйка запекшейся крови, медленно окрашивая белоснежный халат в багровый цвет. На шее, чуть выше ворота, виднелись точечные кровоизлияния – следы то ли странгуляции, то ли болевого шока.
Сергей отвел взгляд, чувствуя, как подкашиваются ноги. Его взгляд упал на стол. Рядом с лампой стоял старый диктофон. Кнопка «продолжить» была аккуратно помечена одним мазком – каплей темной, почти черной крови, как будто невидимый режиссер этой пьесы указал: «Включи меня. Узнай правду».
Руки в нитриловых перчатках дрожали. Он сделал глубокий вдох, пахнущий смертью и антисептиком, и нажал кнопку.
Сначала – тишина, прерываемая лишь шипением ленты. Потом – ровный, спокойный, механически искаженный голос, лишенный пола и возраста. В нем не было ни злобы, ни торжества. Только холодная, безличная констатация.
«…и ты окончательно признаешь, что твоя профессиональная гордыня, твое циничное стремление к "интересному" клиническому случаю стоило жизни молодому человеку по имени Дмитрий Сорокин? Что ты сознательно оставил его без помощи, посчитав его суицидальные тенденции банальными и не стоящими твоего драгоценного времени?»
Голос доктора Верги, прерывистый, полный слез, ужаса и физической боли: «Да… да, признаю… Боже, я… я не думал… он действительно… прости…»