Тень каменного ангела

Я родился в муках – не своих, а материных. Тридцать шесть часов схваток, крики, стиснутые зубы, и наконец – моя голова в луже чужой крови. Первое, что я услышал, был не облегченный вздох, а громкое, отчаянное: «Где он? Где Сергей?»

Акушерка перерезала пуповину слишком резко, будто спешила избавиться от чего-то неприятного. «Мужчин тут не было, Катя. Никто не ждал».

Мать не прижала меня к груди. Она отвернулась к стене и затихла, а меня унесли мыть. Так началась моя жизнь – с двойного отказа. От отца, который сбежал из роддома, едва узнав о начале схваток, будто боялся быть привязанным. И от матери, которая в тот день потеряла не только мужа, но и последние силы любить.

Нас привезли в частный домик на самой окраине города, где асфальт обрывался и начиналось поле с ржавыми тыквами. Дом был старым, доставшимся матери от бабушки. Он пах сыростью, старыми досками и тоской. Сквозь щели в полу дул ветер, а по ночам в стенах что-то скреблось. Не мыши – что-то крупнее.

Мать не плакала. Она замерла в своем горе, как муха в янтаре. Она кормила меня, пеленала, но делала это молча, механически, глядя куда-то сквозь меня. Иногда она брала меня на руки и подходила к окну, всматриваясь в темноту, словно ждала, что из этой тьмы появится силуэт отца. Но там была только пустота.

Мой другой я начал формироваться в ту же ночь, когда я впервые остался один в своей кроватке. Мать, измотанная, заснула в своей комнате, а я лежал в темноте и слушал, как скрипят половицы. Не просто скрипят – будто кто-то ходит. Тяжелые, медленные шаги. Из угла в угол.

Я не плакал. Я замер, ощущая леденящий холод, ползущий по спине. И тогда во мне что-то щелкнуло. Родилась мысль, слишком взрослая для младенца: «Никто не придет. Ты один. Навсегда».

Это был он. Мой верный спутник.

В полтора года я пытался встать на ноги, держась за край стола. Мать в это время разогревала на плите суп. Я упал, ударился головой об пол и зашелся в крике. Она обернулась. На ее лице не было испуга или жалости. Только раздражение. «Опять ты… – прошептала она. – Вечно ты…» Она не договорила, но я понял. Я был ее вечным напоминанием о предательстве. О том, что ее бросили с ребенком на руках.

Другой я впитывал это молчаливое отвращение, как губка. «Ты – ее наказание. Ты – причина ее несчастья. Лучше бы тебя не было».