Пролог
Барак изнутри больше всего походил на
тюрьму. Толстые бревенчатые стены не имели ни одного окошка, свет
внутрь проникал лишь через небольшие дыры в небрежно крытой крыше,
на полу лежала гнилая солома, от которой разило ароматами выгребной
ямы и нечистот. В паре мест виднелись норы, слишком большие, чтобы
принадлежать мышам, а не крысам. И повсюду люди, вернее, мужчины.
Сидели, лежали, стояли. Оборванные, изможденные, больше похожие на
зверей. Нельзя сказать, чтобы их лица постоянно кривились в
уродливых гримасах, ни капли не походящих на нормальные
человеческие лица, вовсе нет. Во всяком случае, не у всех. Большая
часть, напротив, выглядела умиротворенно и безучастно. Как коровы
или овцы, пасущиеся в тесном загоне. Но имелись здесь и другие.
Сосредоточившиеся на пятачках относительно свободного пространства
(даже снабженного какой-то нехитрой мебелью вроде топчанов и
лежанок), с порывистыми резкими движениями, несколько менее битые
жизнью, судя по относительно нормальной одежде. Несколько человек
демонстративно держали руки в непосредственной близости от ножен,
оттягивающих их пояса. И почему-то при взгляде на этих людей
виделась волчья стая, разделенная на несколько постоянно грызущихся
друг с другом группок, но дружно загоняющая обреченную добычу себе
на ужин.
Дверь распахнулась, и стражники,
щеголявшие нашитыми на толстые куртки железными кольцами, принялись
запихивать в барак новое пополнение.
– Свежачок, – сплюнул через
дырку меж зубами один из тех, кто занимал привилегированные
места. – Одна шантрапа. Никого из наших нет.
– С чего ты взял? – лениво
осведомился у него самый крупный из находящихся здесь мужчин. На
поясе его висел даже не нож, а скорее короткий меч. А одна из рук
сжимала глиняную бутыль, на которую все остальные обитатели барака
косились с нескрываемой завистью. Мочку уха говорившего украшала
длинная деревянная серьга в виде весла, достающего лопастью до
линии подбородка.
– Походка не та, – фыркнул
его собеседник. – Те, которые вначале шли, явно дураки
деревенские, наверно, сюда из-за неуплаты налогов угодили. За ними
горожанин. А последний… Да никак к нам благородная птичка залетела!
Ишь как нос морщит, значит, не привык нюхать, чем жизнь-то
настоящая пахнет.
– К нам – и персона голубых
кровей? – не поверил обладатель весла. – Нет, ты, Шнырь,
конечно, знатный ворюга с глазом, на всяческих персон наметанным,
но здесь явно дал маху. Даже признанного бастарда, провинись он
по-крупному, скорее бы убили, чем в штрафной легион сунули под
клинками да копьями настоящей армии помирать, злость и опыт в
солдатиках воспитывая.