Пролог. 13 минут до полуночи
Женева. Аукционный зал, наполненный блеском стекла и шорохом шелка. Коллекционер поднимает руку за лот – редкие часы, называемые «Сердце времени». Удар молотка – и мгновенная смерть.
Все часы в зале останавливаются на одной минуте – 11:47.
Среди зрителей – Эдигар Ланэ, приехавший лишь «посмотреть», но теперь оказавшийся свидетелем убийства.
«Шедевр мастера Фридриха Келлера! Часы «Сердце времени», изготовленные по неизвестной технологии, с механизмом, не имеющим аналогов!»
Женева сияла, как драгоценный камень, оправленный в холод горных вершин. Она дышала холодом и золотом. Ноябрьский вечер был прозрачен и безветрен, а снежная пыль на мостовой блестела под газовыми фонарями. На витринах часовых лавок отражалось небо – густое, как чернила, и звёзды в нём казались отполированными до безупречного блеска. Вечерний воздух был густой, как мёд, сквозь него пробивался звон конных экипажей, и в каждой витрине отражались звёзды – ровные, безжизненно красивые.
Здание аукционного дома «Дюмон и сыновья» сияло, словно шкатулка с секретом: изнутри – свет, шелест платьев, блеск камней, запах лака, пота и предвкушения. Аукционный зал «Дюмон и сыновья» был похож на храм: стеклянные купола, свет от люстр, отражённый в позолоте рам и витрин, и тот особый запах – смесь пыли, воска и человеческого ожидания. Часы – настенные, карманные, каминные – тикали каждая на свой лад, создавая шум, похожий на шёпот множества голосов.
Слуги в перчатках открывали двери, и люди входили, как в храм. Здесь всё было подчинено ритуалу – вино в хрустале, золото в руках, и тиканье. Часы всех форм и размеров звучали фоном, как дыхание огромного зверя, убаюкивающее и тревожащее одновременно.
Эдигар Ланэ не был коллекционером. Он не любил демонстративного богатства и толп. Но сегодня пришёл – потому что чувствовал зов. Иногда жизнь звала его не голосом, а звуком – едва слышным ритмом, совпадающим с пульсом.
Он стоял у колонны, высокий, в длинном чёрном пальто, с лицом, на котором отражалось безразличие и усталость. Серые глаза были спокойны, но взгляд – острый, как лезвие скальпеля. В пальцах – трость с серебряным набалдашником в форме совы. Его взгляд не задерживался ни на публике, ни на лотах. Он приехал сюда не ради покупки. Ему хотелось услышать – как тикает время в месте, где за него платят золотом.
