Тени

В высотке серой, в клетке этажа,

Где жизнь текла, привычно не спеша,

Жила семья. Отец, и мать, и сын —

Средь тысяч точно таких же картин.

Но в их квартире, светлой и простой,

Вдруг поселился ледяной покой.

Уют исчез, как дымка над рекой,

И дом встречал гнетущей тишиной.

Мать хмурит брови, молча грея чай,

Отец вздыхает, глядя невзначай

В пустой проем, где коридор застыл,

Как будто кто-то в дом тепло впустил,

Но тут же выпил, осушив до дна.

Теперь царила в нём лишь тишина,

Такая, что звенит в ушах порой,

Лишая сна и руша быт былой.

И мальчик Лёша, их любимый сын,

Оставшись с этой тишью один на один,

Был слишком чуток, слишком впечатлим,

Чтоб не понять – здесь бродит кто-то с ним.

Он видел то, чего не видел взгляд

Родителей, что вечно говорят

Про быт, усталость, про рабочие дни,

Не замечая, как сгустились дни.

Сперва – лишь лёгкий сдвиг у края глаз,

Как мошкары невидимый проказ.

Вот тень метнулась там, где нет причин,

Средь бела дня, без видимых личин.

Он обернётся – пустота и гладь,

Но чувство взгляда не даёт дышать,

Как будто кто-то, затаив свой вздох,

Ждёт, чтоб его заметить Лёша смог.

И он заметил. Дрогнув, как струна.

В углу, где вечно полутьма, стена

Вдруг обрела неясный силуэт,

Которому названия в мире нет.

Он был высок, уродливо плечист,

И черен так, что воздух был нечист

Вокруг него. Застывший, как изгой,

Он прятался за шторой кружевной.

Потом другой возник в дверях без стука,

Неся с собой безмолвную науку

Того, как страх рождается в груди,

Шепча душе: «Не жди и не гляди».

Они стояли, молча, без движенья,

Живые сгустки тьмы и напряженья.

И лиц у них не видел мальчик мой,

Лишь два пятна горели алой тьмой.

Два уголька, два злых кровавых глаза,

Что прожигали душу, как проказа.

Они не выли, не скреблись в ночи —

Они смотрели. Просто. Помолчи,

И ты услышишь, как густеет кровь

От взгляда их. И вновь, и вновь, и вновь

Лёша искал спасения от них,

В кругу забот родителей своих.

Но те не верили. «Малыш, не выдумывай.

Устал, наверное. Ложись и засыпай».

Их мир был прочен. В нём для странных теней

Не находилось места, хоть убей.

А Лёшин мир сужался с каждым днём

До комнаты, где золотым огнём

Горела лампа. И пока был свет,

Он был защитой от незримых бед.

Лишь в этом круге, ярком и простом,

Казался безопасным отчий дом.

Но стоило шагнуть за тот порог,

Как чувствовал он ледяной ожог

Чужих очей, что из любого шва,