Последняя вахта

Североморск. Вечер. Дождь колол лицо ледяной крупой. Воздух был густой – смесь соли, тухлятины и мазута. Ветер рвал одежду, свистел в мачтах. Порт – грязная рана на краю земли.

Андрей Морозов, бывший капитан «Севморпути», волок ящик по скользкой пристани. Руки дрожали. Не от холода. От похмелья. От жизни.

– Эй, Дед! Не споткнись! – крикнул молодой матрос, усмехнувшись.

– Капитан Титаника! – добавил другой.

Андрей не оглянулся. «Дед» – презрительная кличка. Ему пятьдесят два. Но он спился. Состарился раньше времени. После гибели «Севморпути» три года назад – его судна, его экипажа, его вины. Он выжил. Проклятие.

Он поставил ящик у склада. Спина гудела. В кармане – бутылка дешёвой водки, половины нет. Завтрак. В глазах – порт: ржавые корпуса, облезлые краны, лужи с нефтяной плёнкой. В ушах – гул того шторма, крики, а потом вечная тишина. Он отвернулся, сглотнул ком. Стыд жёг изнутри.

Из тумана и грязи выплыла фигура. Жук – контрабандист. Толстый, в кожанке, лицо – сплошной ожог. Глаза – щёлочки, холодные.

– Морозов, – голос хриплый, словно скрип ржавого люка, – должок помнишь? За ту радость вчерашнюю?

Андрей кивнул, глядя в грязные лужи у ног Жука. Видел своё отражение. Разбитое.

– Карты. Ты обещал. Проходы в запретке, чтоб рыба шла чисто, без лишних глаз.

Жук сунул руку в карман, вытащил пачку влажных купюр.

– Сегодня. Вечером. На старом маяке. Координаты. Или… – он не договорил, достал плоскую фляжку с дорогим коньяком. – Это аванс. За оперативность.

Андрей взял деньги и фляжку. Рука не дрогнула. Внутри всё сжалось. Эти карты – годами вычерченные, каждый подводный камень, каждая впадина в «Чёртовых Котлах». Теперь он продаёт их этому пауку. Чтоб гонял браконьерские сейнеры по запретным фарватерам, подчистую убивая море, которому он служил.

– Будем, – констатировал Жук и, улыбнувшись жёлтыми редкими зубами, растворился в серой мгле порта – как нечисть.

Их лица – упрёк в глазах. Он предал их, море и себя. Андрей сунул деньги в карман, открутил крышку фляжки, глотнул.

Огонь прошёл по пищеводу, вызвал спазм, но тепло разлилось – поддельное, грязное. Следующий глоток – сильнее, чтобы заглушить вой ветра, крики чаек и голоса тех, кто ушёл ко дну вместе с «Севморпутём»: старший механик Волков, штурман Петров, молодой практикант…

Опустошённый, Андрей прислонился к холодной стенке склада и выпил до дна. Искры в глазах. Море вдалеке было чёрным, неумолимым – как его совесть. Он плюнул в грязь. Последняя честь ушла с глотком. Осталось дно.