‑ Спит он, ‑ в шестой раз повторил
помощник астролога, здоровенный детина, способный безо всякой
булавы вышибить из назойливого посетителя звезды средь бела дня.
Вежливость, к которой вынуждало благородное происхождение (а пуще
того ‑ двуручный меч) гостя, заставляла детину поминутно чесаться,
вздыхать и переминаться на месте, чтобы хоть как‑то занять
мышцы.
‑ Как ‑ спит?! Мы же уговорились! С
восходом солнца!
‑ Дык...‑ Помощник зевнул, распахнув
рот до самого желудка. Рыцарский конь испуганно топнул копытом. ‑
Умаялся. Всю ноченьку на звезды взирал, дабы не пропустить ни
одного движения... ик!.. небесных тел.
Гость перевел взгляд на черный вход,
из которого как раз выпархивало одно из оных: краснощекое,
растрепанное, на ходу пытающееся поглубже упихать в корсаж пышные
груди.
‑ Я же ему авансом заплатил!
По опухшей роже помощника было видно,
что денежки клиента потрачены с толком.
‑ А гороскоп, гороскоп‑то он
составил?!
‑ Да вроде валялось чевой‑то, ‑
сжалилась над рыцарем бабулька‑служанка, неспешно шуршавшая
веничком как по полу, так и по гостевым креслам. ‑ Вона на столе с
краешку...
‑ Подай сюда! ‑ требовательно
протянул руку гость.
Помощник вздохнул, но перечить
благородному господину не посмел. Шаркая ногами по только что
сметенной в кучку пыли, детина доплелся до стола и так же неспешно
вернулся обратно.
Рыцарь нетерпеливо выхватил у него
пергамент, сорвал и бросил на землю золоченую ленточку. Да, оно! В
верхнем правом углу крупно выведено: «для господина Мельрика», и
дальше ‑ добрых три локтя убористого текста. «Гы... го‑ро...скоп,
составлен... си... седьмого дня месяца ве... ви...»... а, чтоб
тебя! Конь переступил на месте, и забрало с лязганьем защелкнулось.
Да и вообще, не рыцарское это дело ‑ чтение! К тому же на улице, в
седле и второпях.
‑ Читай, ‑ надменно велел Мельрик,
сунув пергамент помощнику, уже навострившемуся захлопнуть
дверь.
‑ Но, господин...
‑ За те деньги, что я вам,
прохвостам, заплатил, ‑ рявкнул рыцарь, ‑ вы мне поэму должны были
сложить и под лютню с дудкой исполнить, а не корябать на гнилом
обрывке кожи, как хромая курица лапой! (Тут Мельрик погорячился ‑
пергамент был дорогой, шаккарский, с вензелями по углам.)
Детина вжал голову в плечи, поспешно
развернул свиток, вгляделся и начал нараспев, только что не в
упомянутых стихах, читать: