Пролог.
Extensio[1]«И
был вечер, и было утро: день
один[2]»
Краски были ярки, силуэты отчетливы,
запахи приятны. Дышалось на удивление легко. Свежесть проникала в
легкие и овевала тело, не обдавая его холодом. Даже сквозь стекло
автомобиля сущее напоминало картину, которая была близка к
совершенству. Не хватало одного мазка, после которого абсолютная
гармония воцарится внутри и снаружи, и появится возможность
приблизиться к тому, что некоторые называют дыханием господа. Об
этом состоянии, выждав положенную секунду, еще иногда говорят –
«ангел пролетел». Конечно, недостаточно чуткий человек может
ляпнуть какую-нибудь глупость, вроде — «полицейский родился», но на
подобное не следует обращать внимания. И замирать в нетерпении,
лелея надежду, что именно вас провидение назначило недостающим
звеном идеального мироустройства, тоже не стоит. Может оказаться,
что совершенство заключается именно в незавершенности. В таком
случае всякое ожидание грозит обратиться в вечность. Нет, движение
и только движение.
Понятно, что никто бы не отказался от
вечности, но только после знакомства с соответствующим договором.
Всегда лучше убедиться, что речь не идет о бытовании в виде
затянутой мхом скалы. Или же и это не худший жребий? Нет, всякое
обнаруженное совершенство — это, прежде всего, повод облачиться в
спасательный жилет иронии и сарказма и причина задуматься о
чем-нибудь мелком. Незначительном. Даже низком. Или же о чем-то
отвлеченном. К примеру, о том, что солнечное майское утро в лучшем
городе на земле кажется странно новым, неношеным, как будто до него
не было ничего, и это утро первое, что вам доводится наблюдать. Или
же о том, что возле вашего офиса скрещиваются две улицы с
односторонним движением. Последнее, кстати, мелочью не назовешь,
(пусть даже нечто огорчительное в этом присутствует), хотя и это не
более чем обстоятельство, из которого можно извлечь как
преимущества, так и неудобства. Тот же Себастьян – обладающий
полным набором достоинств молодой человек — считает, что
преимуществ никаких нет или они весьма сомнительны, да и то
проявляются лишь по вечерам. Не нужно ломать голову, когда приходит
время отправляться домой. Вариантов движения всегда только два –
или по Сотой улице к Центральному парку или по Девятой хоть до
Бродвея, хотя, конечно же, на самом деле выходило чаще всего только
к Центральному парку, потому как стоянка у офиса была уже за
перекрестком, и всякие попытки вырулить на Девятую, которая у
конторы всему городу была известна как Коламбус Авеню, могли
обернуться штрафом, видеокамеры отслеживали каждый маневр на этом
перекрестке. Так что выбора на самом деле не было никакого, что в
свою очередь нисколько не беспокоило Джима, прямого начальника
Себастьяна, поскольку он, в отличие от последнего, подъезжая с утра
к офису, думал о месте для парковки лишь тогда, когда это самое
место обнаруживалось у него перед носом. Причем попаданий «в
молоко» у Джима пока еще не случалось. Это обстоятельство изрядно
злило его подчиненного, потому как постоянное отсутствие
парковочного места казалось тому если и не вызовом судьбы, то уж во
всяком случае клеймом неудачника. Со временем Себастьян вовсе
перестал брать машину, а если иногда брал, к примеру, в пятницу, то
оставлял ее возле мексиканского ресторана, который находился по той
же Девятой, но уже за конторой Джима, и откуда форд Себастьяна один
раз уже угоняли, к счастью, недалеко. В ответ на сетования
помощника Джим посмеивался, что все дело в имени – Джеймс Лаки
Бейкер, в котором второе слово как раз везение и символизировало, и
если бы у Себастьяна Коулмана тоже имелось второе имя с нужным
значением, то и он бы не только без проблем находил место для
стоянки возле их офиса, но и со своим старанием и ответственностью
непременно был бы главой детективного бюро, а не помощником его
директора.