В комнате на восемь татами[1] приятно пахло свежестью и еле
уловимым ароматом луговых цветов. Яркие лучики утреннего солнца
падали на бумажную стену, освещая комнату мягким оттенком белого, а
тихое журчание настенного водопада, время от времени прерываемое
стуком содзу[2] , дополняло атмосферу спокойствия и уюта.
Лео, одетый в простое мужское кимоно коричневого цвета, сидел
рядом с футоном[3] с лежащей на нём Шакко, рассматривая её
умиротворённое лицо. Молодая лисичка тихо посапывала, находясь в
глубоком сне, как и лежащая неподалёку Кику. Парень слегка поправил
одеяло, после чего посмотрел на недвижимое лисье ушко и осторожно
коснулся кончика пальцами. Тёплая мягкая шёрстка, как и всегда,
казалась очень приятной на ощупь, но улыбка на лице Лео всё же была
грустной. Он был бы куда радостней, если бы ушко шевельнулось, а
его хозяйка открыла глаза и, ничего не понимая спросонья, начала бы
глупить.
Поднявшись, Лео бросил ещё один взгляд на спящих кицунэ и, выйдя
из помещения, беззвучно прикрыл за собой дверь, отправившись
обратно в свою комнату. Уже второе утро проходило вот так, и это
ничуть не нравилось парню, поэтому после возвращения он скинул
кимоно и быстро облачился в свои обычные одежды, поверх которых
надел «Сварог» с прикреплённым к нему модулем снабжения.
Как только Лео собирался уже выходить, раздался торопливый
приближающийся стук гэта[4], после чего прозвучал знакомый милый
голосок:
— Братец Лео!
— Ки-тян, входи, пожалуйста.
Створка отъехала в сторону, и на пороге появилась зеленовласая
юная лисичка, чью улыбку можно было бы сравнить с недавно виденными
лучиками солнца. Одетая в традиционное цветастое кимоно, девушка
удерживала в руках довольно большой поднос, настолько заставленный
яствами, что оставалось только удивляться тому, насколько лихо
кицунэ удаётся удерживать баланс.
— Охайо годзаимас[5]! — радостно объявила Ки-тян, заскакивая
внутрь и быстро располагая поднос на наполовину заставленном вещами
столе. — Братец-Лео, ты уже в такую рань на ногах?
— Я привык рано вставать. У людей, знаешь ли, нет «лисьих
огоньков», поэтому с наступлением ночи жизнь в деревне практически
прекращается, — усмехнувшись ответил парень и с укором посмотрел на
лисичку. — Ки-тян, я очень благодарен тебе за труд, но ведь уже
просил, что не стоит для меня готовить... Я в состоянии сходить в
общую трапезную.
