Вот кто бы мог подумать, что любовь к готовке до хорошего не
доведет? И дело даже не в том, что можно надегустироваться и
растолстеть, тем самым подрывая свое здоровье, нет — тут как раз
мне повезло с обменом веществ. Чертовы распродажи! Все-таки они
виноваты во всем!
Спрятав халат, я выскочил из дверей техноложки, аки
окольцованный Соник, и, швырнув сумку на заднее сидение моей ржавой
ласточки, начал читать литании всем возможным духам машин,
рассчитывая, что сейчас моя красавица заведется хотя бы раза с
пятого. Бинго! Король дорог в городе, сучки!
Сорвавшись с места, я тут же застрял в пробке среди подобных мне
бедолаг, и, проклиная все на свете, кое-как добрался до проспекта.
Отличная дорога, что приведет меня прямо в царство скидок, в
котором я смогу затариться на свою скудную стипендию и воплотить
дома парочку блюд средиземноморской кухни.
Но кто же знал, что на дорогу выскочит кошка? Не имея ни
малейшего желания сбивать бедную животину, я ушел в сторону и через
считаные мгновения угодил в оставленный бестолковыми дорожниками
каток. Ночь, улица, каток, живи еще хоть четверть века... Или
нет.
***
Шумно выдохнув, я очнулся на кровати, залитой приятно
пригревающим летним солнышком. Черт, даже чересчур пригревающим, в
комнате дышать нечем! Охая, я наступил на раскаленное нещадным
светилом половое покрытие и, словно йог по углям, доскакал на одной
ноге до жалюзи, где со рвением юнги при шторме принялся орудовать
веревочкой. Державшаяся на соплях и вряд ли честном слове
конструкция ухнула вниз, оставив меня один на один с палящим
солнцем, так что я лишь распахнул окно, рассчитывая хоть немного
освежить воздух.
Ворвавшийся свежий, но чересчур жгучий, ветерок взметнул
какую-то кипу бумажек, что оказались неподалеку, а в уши ударил
шумный стрекот цикад... Вот только откуда они нахрен взялись?
Решив, что осмотр достопримечательностей менее важен, чем
бумаженции, я отпрыгал от окна назад и подобрал несчастные
листочки.
«Поздравляем с перерождением!» — гласила самая приметная и
цветастая рекламка, что меня ничуть не радовало. Осмотревшись, я
окончательно прогнал остатки сонной бестолковости и еще раз глянул
на листочки. Комната-то явно не моя, как и шмотки — какая-то убогая
майка и трусы за три копейки.
Расчесав лохматую шевелюру, я отложил бумаженцию в сторону и
взял следующую:
