Москва. Кремль.
13 мая 1682 года
Уже ставшая привычной комната для совещаний в царских хоромах
непривычно много излучала недоверия и злости. Бояре смотрели друг
на друга, казалось, с ненавистью, а ведь ещё недавно искренне
считали один другого соратниками.
И так бояре были заняты игрой «у кого самый грозный взгляд», что
им было уже, кажется, всё равно, что во главе этого стола сидел
именно я.
Ромодановский метал молнии своими грозными очами в Матвеева. А
боярин Артамон Сергеевич Матвеев умудрялся отвечать не менее
испепеляющим взглядом. Причём, один глаз его был направлен на
Ромодановского, а второй — на Языкова. Нет, не окосел вдруг боярин.
Его оппоненты сидели рядом и показывали, что заодно.
Я довольно долго за ними наблюдал и кое-что кумекал. Похоже, что
самостоятельно бояре между собой ни о чём не договорятся. Потому
пора мне своё слово сказать.
— Кому верите вы, бояре? Не закралась ли мысль, что тот, кто
рассказал вам об участии боярина Матвеева в покушении на Петра
Алексеевича, хотел нас всех перессорить? — сказал я, привлекая к
себе внимание.
Теперь уже мне пришлось отражать атаки взглядами со стороны
сразу всех троих бояр. Когда я поднимался по лестнице, около меня
собирались и те бойцы, которые заняли сторону Матвеева, и те, что
поверили в участие Артамона Сергеевича в покушении на Петра. А
главное, что в эти байки поверили Ромодановский и Языков.
Мне не терпится познакомиться с тем или же с той, кто смог
провернуть эту изощрённую интригу.
— Конюшенный видел, яко Матвеев говаривал с теми, кто стрелял в
Петра, — пробасил Григорий Григорьевич Ромодановский.
Я посмотрел на Матвеева, будто бы предлагая ему самому ответить
на слова Ромодановского. Я-то уже понимал, что именно
произошло.
Дело в том, что Матвеев, судя по всему, действительно решил
инсценировать покушение на Петра Алексеевича, для чего и подговорил
двоих исполнителей.
Уж что именно боярин этим смертникам пообещал, не знаю. Может
быть, они были давними его должниками, или же их семьям были
переданы большие средства. Так или иначе, но актёров для своего
спектакля Матвеев нашёл. И должны были они влететь в комнату, куда
Матвеев пригласил Петра Алексеевича, да и напугать царя.
А уж тогда Матвеев выступил бы в роли царского спасителя.
— Да, так я желал, и Петр Алексеевич был бы токмо с нами, в
благодарности. И не слушал бы дядьёв своих Нарышкиных, — Матвеев
частично признавался. — Разве же не видите вы, бояре, что Нарышкины
сподвигают Петра бежать? А он нам потребен в Кремле.
