— Отец! Мы над целью.
Я отложил книгу и обернулся. В дверях каюты стоял Александр в
форме воздушного флота. Княжич Алеутский, мой наследник и одарённый
деланный маг. Крестник Павла, ученик Суворова и гроза всех девичьих
сердец Ангельска. Наш с Таней единственный и любимый сын.
— Иду, — я кивнул и улыбнулся ему.
Пока мы спускались на обзорную палубу дирижабля, Сашка
сообщил:
— Тётя Диего прислала эфирограмму.
Когда Сашка в пять лет впервые увидел Диего, то с детской
непосредственностью заявил, что она самая красивая, после мамы,
естественно. Чем завоевал её сердце и стал любимчиком безбашенной
пиратки. Вот уж никогда бы не подумал, что мёртвая испанка может
сюсюкаться, а руки Божедомского вертепа умеют нянчить детей.
— Пишет, что взяла на абордаж два авалонских корабля возле
Ниппона и идёт в Ангельск на ремонт.
Упоминание авалонцев заставило меня поморщиться. После того как
я разобрался с их эмиссаром в Петербурге, они начали против меня
необъявленную войну. Отправляли каперов против моих купцов,
натравливали индейцев из верховьев Миссисипи и Великих озёр, по
мелочи гадили в дипломатическом плане. Впрочем, и я тоже не давал
им спокойной жизни, устраивая “приятные” сюрпризы. И в планах у
меня стояло нанести им такой удар, чтобы они больше не смели
соваться ко мне.
Обзорная палуба встретила нас холодным воздухом и пронизывающим
ветром. Я подошёл к фальшборту и окинул взглядом землю под нами.
Внизу, всего лишь пятнадцать лет назад, был перешеек между Северной
и Южной Америками и город Нуэстра-Сеньора-де-ла-Асунсьон-де-Панама.
Теперь же там появился Панамский пролив, разделяющий два материка а
заодно и свободную Мексику с владениями Испанской империи.
Пока он был ещё мелкий, не глубже десяти аршин в самом глубоком
месте. Со множеством островков и отмелей, складывающихся в
настоящий лабиринт. Почти никто из капитанов не рисковал плавать
этим путём. Но лет через десять пролив должен стать гораздо глубже,
и откроется судоходный путь между Атлантикой и Тихим океаном.
Да, признаюсь, Панамский пролив — моя работа. Я использовал
корону из могильника, чтобы создать огромные Знаки, вроде тех,
какими утопил Константинополь. Но в этот раз они действовали очень
медленно, практически незаметно для глаза. Во-первых, я хотел
создать видимость естественного процесса, чтобы никто не заподозрил
моей причастности. Во-вторых, в короне на тот момент было слишком
мало эфира и мгновенного погружения не получилось бы. Из-за этого
мне приходилось прилетать сюда раз в год и подзаряжать Знаки.
