— Алексей Иоаннович, прошу, садитесь
в машину, — велела женщина.
Темно-зеленая «Ласточка» подъехала к
обочине практически бесшумно. Внутри автомобиля мелькнула тень, и
задняя пассажирская дверь открылась. Женщина кивнула, и я понял,
что когда-то уже видел ее, но не помнил, где именно. Короткая
стрижка, строгий взгляд, пальцы нервно постукивали по стеклу.
«Четверка», кто же еще…
Я вздохнул и сел в машину. Возле
меня на заднем сидении уже находился мужчина средних лет с
непроницаемым лицом. Он не смотрел на меня, просто сидел, сложив
руки на коленях.
— В чем срочность? — спросил я,
глядя вперед. — Можно было вызвать меня по телефону.
Мне не ответили. «Ласточка» плавно
тронулась с места, вплетаясь в слабый поток трафика ночного
Петербурга. Я повернул голову к окну и сразу понял: мы едем в
центр. Судя по всему, в Дом со львами.
Четвертое отделение всегда умело
создавать атмосферу напряженности. Даже если это была просто
встреча для обсуждения, они делали так, чтобы человек чувствовал
себя как под прицелом. Машина двигалась ровно, водитель не проявлял
ни малейшего волнения, но воздух в салоне был густым, тяжелым.
Мы подъехали к зданию. Пропускной
пункт, металлические ворота. Сопровождающие меня сотрудники
выстроились плотным полукругом, как конвой. Меня это не удивило, но
напрягло. Пока они считали меня своим союзником, но стоило сделать
неверный шаг — и положение могло измениться.
— Прошу, Алексей Иоаннович, —
обратилась женщина, когда мы вышли из машины. — Следуйте за
нами.
Я равнодушно пожал плечами:
— Как скажете.
Внутри Дома со львами царила
гнетущая атмосфера, словно ее специально такой делали. Ночные
коридоры были тускло освещены, свет ламп едва пробивался сквозь
мрак, отбрасывая на стены длинные, почти бесформенные тени. Вдалеке
слышались гулкие шаги — чьи-то, не наши. Старые деревянные панели
на стенах казались пропитанными тайнами и страхом.
Меня провели на третий этаж и
остановились у знакомой двери. Табличка подтверждала мои догадки:
кабинет Черкасова. Дежавю.
— Что-то я зачастил к подполковнику,
— улыбнулся я, но мои сопровождающие сохраняли каменные выражения
лиц.
Внутри находился только Черкасов. Он
сидел за массивным столом, руки были сцеплены в замок, взгляд
тяжелый, хмурый. Рядом с кружкой кофе дымилась в пепельнице
сигарета — тревожный знак. Черкасов курил редко.
