Жена мертвеца

— А в бумагу, небось, как новый запишешь… — Григорий, сын Осипов, по кличу «Хмурый» занесённый в жилецкий список по зарецкой слободе славного города Кременьгарда очень хотел дать в морду.

В последнее время хотелось дать в морду часто. Причём всё равно кому, главное, чтобы в мах, снизу в челюсть, до хруста. В последнее время — это год без малого, зато почти каждый день. Так что Григорий привычно встряхнулся, прогоняя из пальцев тяжёлую дрожь. Смерил глазами слюдяные окна и корявые брёвна сьезжей избы, потом перевёл взгляд перед собой. На тело, лежащее на доске, рядом с трухлявым гробом. Женщина, или девушка — непонятно, на волосах не обруч и не рогатая кика, а простой и белый платок, явно не свой, наброшенный криво и наспех. Светлые пряди вьются, выскальзывая из-под ткани.

«Эх, кто ты, девочка», — ёжась, подумал было Григорий.

Прогнал мысль.

Повернулся, смерил глазами стоявшего напротив человека. Не высокий, не низкий, не молодой, не старый, пальцы в чернилах, борода клином, а глаза профессиональные, с хитрецой. Писарь, что ли, местный? «Жалко, — обругал сам себя Григорий, — ты, дурак, опять с порога орать принялся, даже забыл имя у человека спросить. Зря. С такими дружить надо».

Показал на прислонённый к стене гроб. Легко, без усилий, раскрошил пальцами трухлявую доску. Проговорил снова, глядя писарю, прямо в глаза:

— Запишешь «новый», поставишь тоже новый. Красивый, и чтоб с хорошей доской и покрывалом. И кистью. Так говорю.

Поднял руку, меж пальцев свернула золотая пластина-пайцза, с чернёной надписью арабской и русской вязью, гласящая, что говорит сейчас в тёмном подвале сьезжей избы не Григорий сын Осипов «Хмурый», а — голосом своего пристава — лично царствующая Ай-Кайзерин. Правда, голос у их величества Айлин, Ай-Кайзерин, царицы и ханши путей прямых был куда красивей, изящней и тоньше… Но сошло. Писарь хмыкнул, огладив бороду, а сидящий в углу дедушка-гробовщик поклонился, проговорил: «За ваши деньги — всё сделаем».

И, эхом… Тихий, как звон колокольчиков, голос в ушах. Неслышный, для прочих голос: «Спасибо».

Григорий кивнул, быстро — пока костяшки пальцев не зачесались снова — перевёл глаза от рож писаря и гробовщика. Снова на лежащее тело. Видно только, что молодая. Лицо красивое, тонкое, глаза, жаль, не увидишь больше. Закрыты, и две кривых полушки кто-то положил уже, по обычаю.