Крыльцо дома, с грубо отёсанными каменными ступенями, было идеальным местом, чтобы расшибить себе лицо в кровь. Сколько раз Лале, прикрыв глаза, с наслаждением рисовала в воображении одну и ту же картину: она с силой вцепляется в густые волосы ненавистной сестры и с размаху бьёт её прекрасное личико о шершавый, острый край ступеньки. От этого образа по телу пробегали мурашки наслаждения и сладости от мести.
«Почему Мурад выбрал Рамию? — этот вопрос жужжал в висках навязчивой, безумной пчелой. — Чем она, Лале, хуже этой твари?»
Воздух над огородом колыхался от зноя, пахло спелыми яблоками. Девушка помнила, будто это было вчера: как отец, виновато опустив глаза, привёл за руку испуганную пятилетнюю девочку. Оказалось, пока мама носила под сердцем её, Лале, он завёл себе вторую семью в соседнем городке, ловко прикрываясь «занятостью на работе». А потом та женщина умерла, и папа притащил сиротку Рамию к ним, в этот дом, взорвав их тихий и уютный мир несколькими словами: «Она будет жить с нами».
Мама тогда рыдала, узнав об измене, но девочку приняла по-доброму. Она всегда твердила, мягко гладя Рамию по голове: «Ребёнок не виноват в грехах родителей». Лале так не считала. Между ней и сестрой была разница всего в полгода, но это не стало мостом для дружбы, а лишь топливом для ревности, тихой и едкой, как дым от тлеющих листьев. Ненавистная тварь украла у неё любовь мамы и папы.
Сейчас сестра шла со стороны огорода с корзиной спелых овощей. Лале, сидела на лавке у крыльца, делала вид, что полностью поглощена разглядыванием причудливых облаков, плывущих по небу. Краем глаза она ловила каждый шаг Рамии. В тот миг, когда сестра поравнялась с ней, Лале молниеносно и подло выставила ногу.
Воздух разрезал возглас, но падение не состоялось. Неожиданно распахнулась дверь, и на крыльце возник брат. Он успел подхватить сестру на лету, её корзина опрокинулась, рассыпая по земле яркие перцы и баклажаны.
— Ты чего такая неуклюжая, Рамия? Хочешь перед свадьбой в синяках ходить? — усмехнулся Али, но в его глазах мелькнула тревога.
— Мне Лале подножку поставила, — выдохнула Рамия, едва переводя дух.
— Чего ты мелешь, несчастная?! — Лале, будто ужаленная, подскочила с лавки, изображая возмущение. — Али, она сама еле ноги волочит, а вину на меня сваливает!
