Уважаемые читатели!
Подписывайтесь сюда, если вы хотите дочитать историю Генки
Капустина. Еноха, Мони и Мими. Планирую продолжить цикл после того,
как допишу и зафиналю бабу Любу. Свои пожелания и рекомендации
можно оставлять в комментариях. Постараюсь их учесть в новой
книге.
с ув. Фонд А.
Савелий Филимонович Селёдкин, пожилой бывший
конторщик, бестолковый и безответственный по молодости и посему
наделавший дюжину детей, о которых даже знать не хотел, жил в
городе N одиноко и тихо. Он никому не мешал и старался, чтобы и ему
не мешали. Людей он с возрастом уже, в принципе, не любил, впрочем,
как и кошек, собак и прочих тварей. Поэтому норовил вне дома
пересекаться с ними поменьше.
Вот и сегодня Савелий Филимонович прихватил
бидончик под молоко, запахнул стёганную кухвайку на все пуговицы (и
даже воротник поднял повыше), аккуратно отсчитал ровно один рубль
двадцать восемь копеек, положил их в карман и вышел из коммунальной
квартиры на улицу.
Здесь следует отметить, что квартира, хоть и
считалась коммунальной, но проживал там Савелий Филимонович
единолично. Остальные комнаты были заперты. В одной числился
красноармеец Фёдунов, сгинувший где-то в вихре времён, но так как
выписать его забыли, то комната так и осталась стоять бесхозной.
Вторая комната принадлежала товарищу Бердымухамедову, который
проживал, говорят, где-то аж на территории Туркменской СССР, но
прописан был почему-то в коммуналке города N. Впрочем, Савелия
Филимоновича такие демографические выверты интересовали мало,
главное нет соседа – и красота. Третью комнату официально занимала
гражданка Нечипоренко Оксана Казимировна, но эта выскочила замуж за
бравого усатого чекиста и умчалась с ним куда-то то ли в Таганрог,
то ли аж в саму Жмеринку.
Так вот, вышел Савелий Филимонович на улицу и
пошел себе неторопливо по знакомому маршруту. В это раннее время
улицы города N были ещё совершенно безлюдными, и Савелий
Филимонович мог не бояться, что столкнётся с какими-нибудь
людьми.
Шел Савелий Филимонович на рынок. Там
знакомый сиволапый селянин привозил молоко из деревни, от
собственной коровы. В магазинах в эти смутные времена молоко и хлеб
начали выдавать по карточкам, доставалось, в основном, многодетным
семьям и членам профсоюзов. Савелий Филимонович своих отпрысков
знать не знал, а в профсоюзе не состоял принципиально. Вот и
приходилось покупать втридорога на рынке. Но Савелий Филимонович
был не в обиде: деревенское молоко было не чета магазинному –
сладкое, свежее, пахучее, с густо плавающими на поверхности
золотистыми жиринками.
