В общем, всё это случилось за год до
начала первой пятилетки.
В жаркий августовский полдень в славном городе N повесился
счетовод акционерного общества «Южрудмонторг» Сидор Герасимович
Капустин.
От него осталась только предсмертная записка, комната в
коммуналке на улице Дизельной (двадцать кв. метров, окно с видом на
набережную) и великовозрастный сын Генка, пятнадцати лет от
роду.
В найденной рядом записке были лишь следующие строчки:
«Простите меня,
товарищи!
Совесть вконец замучила.
Всё. Не могу так больше. Я много
злоупотреблял и растратил. Но концов не ищите, ведь я самый
хитрожопый (зачёркнуто) лучший счетовод в
СССР».
Подпись,
дата.
Тем не менее срочно создали комиссию и
принялась искать. Искали долго. Но, кроме гигантских счетов из
модного столичного магазина «Мамбуринъ и сыновъя» за фильдеперсовые
чулки, лифчики и прочее дамское непотребство, больше не нашли
ничего.
Затем в городе N произошли и другие, не менее
важные и масштабные события – так, супруга директора N-ской
птицефабрики, женщина почтенная и возрасте, внезапно сбежала с
фотографом Прошкой. Говорили, куда-то чуть ли не в Кисловодск, но
это не точно. Или вот ещё хуже – старшая дочка председателя
народного суда Авдотьина, внезапно остриглась и подалась в
стенографистки. В это же время в реке Шайтанке нашли труп. Опознать
утопленника не удалось. Ходили слухи, что это негодяй Прошка таки
удрал от престарелой супруги директора N-ской птицефабрики,
вернулся обратно в город и от невыносимых мук совести, утоп. Но
более всего общество потряс последний случай, когда управляющий
картонажной спичечной артелью «Дятел» Савва Илларионович Чванкин,
придя поздно вечером из профсоюзного собрания, взял револьвер и
застрелил сожительницу. На допросе вину свою товарищ Чванкин
категорически не признавал, лишь хохотал зловещим голосом, да
язвительно кукарекал.
Все эти события затмили нелепое происшествие
с Капустиным, а потом и оно подзабылось. В коммунальную комнату на
улице Дизельной сразу же заселили многодетного стахановца Заляпина,
со слабоумной тёщей в придачу. А великовозрастного оболтуса Генку
определили в трудовую школу при рабфаке, обучаться рабочей
специальности.
К
трудовой деятельности Генка оказался малопригоден. Был он ленив и
безынициативен. Поэтому работы по его перевоспитанию предстояло
много. В трудовой школе имени 5-го Декабря, как водится, его сперва
определили в литейный цех, однако через три дня пришлось перевести
в столярный, а ещё через день – в сборочный. В результате, пройдя
малярный, жестяной, гончарный и фасовочный цеха (как любил шутить
заведующий трудовой школой, – «семь кругов производственного ада»),
Генка оказался в помощниках у Савелия Михайловича, или просто –
Михалыча, вечно поддатого механика, который был когда-то знатным
мастером, а нынче спился и в старом сарае ремонтировал моторы,
дизель-генераторы, швейные машинки «Зингерс», старые примусы,
керосиновые лампы, дужки от очков и прочий ширпотреб.
