– Мне вот интересно, почему все они с какой-то маниакальной
настойчивостью старались получить электричество с помощью реакции
синтеза? – ни к кому конкретно не обращаясь, поинтересовался седой
мужчина. Совершенно седой, хотя он и был самым младшим в
собравшейся в этом зале компании. Всего-то сорокалетним, а поседел
он будучи чуть старше двадцати: наследственность, по мнению
старшего были в его предках татары. Правда кто такие эти
татары…
Впрочем, сидящие в зале четыре человека все про татар знали. И
про татар, и про ольмеков, и вообще про всех, кто раньше на Земле
жил. Работа у них была такая: про всех, кто раньше, всё знать.
– Все это жадность человеческая, – ответил самый старший. Старик
уже, ему скоро сотня стукнет… если успеет. – Видели они, что
энергии получается невероятно много, вот и старались ее как-то
использовать, причем без малейшего напряжения мозгов.
– Почему без напряжения? – с некоторым ехидством
поинтересовалась единственная в зале женщина. – Как раз мозги они
напрягали более чем изрядно.
– Они не те мозги напрягали. Придумывали, как получить плазму с
температурой под полмиллиарда градусов…
– Но ведь получили! То есть почти всегда получали!
– А подумать, каким образом эти сотни миллионов градусов от
реактора отвести и с пользой применить? От обычного ядерного взрыва
с жалким десятком миллионов от предметов тень остается, причем
полупрозрачная – потому что предмет, причем любой, успевает
испариться быстрее, чем нагреться. Я думаю, что если бы сначала они
думали над проблемой теплоотвода, то вся эта термоядерная
энергетика дальше пошлых анекдотов никогда бы и не продвинулась. А
потраченные на нее огромные ресурсы люди смогли бы к общей пользе
как-то применить. И я даже допускаю, что мы бы сейчас не сидели на
этой станции…
– Эверетт говорил, что реальности мгновенно расходятся, причем
навсегда.
– Он такого не говорил. И Бартини считал, что они еще некоторое
время друг на друга воздействуют. И, как мы уже убедились, Бартини
был прав!
– То, что мы некоторое время получаем информацию из другой
реальности, трудно назвать воздействием, – заметил средний из
мужчин, – во-первых, это длится очень недолго, а во-вторых, что-то
мы никаких изменений так вокруг себя и не ощутили. Даже то, что мы
все еще существуем здесь, свидетельствует об отсутствии таких
воздействий, и Эверетт был прав в том, что реальности расходятся
навсегда.
